Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)

Разорение крестьянства от непосильных долгов, от набегов татар тоже доводило их до бегства. Одна грамота 1538 г. рассказывает об опустошительном набеге татар, которые крестьянские животы «поймали», а некоторых из крестьян избили и захватили в полон. Задолжавшие еще до набега крестьяне не имели возможности платить своим кредиторам и бежали из монастырских вотчин («крестьяном долгов своих должником платити не чим, потому что животы их и статки козанцы пограбили… и из того их села и из деревень и из починков крестьяне бежат розно») [1171].

В 1540 г. власти одного из монастырей писали, что их нижегородские села опустели: «От казанские войны люди побиты, а иные в полон пойманы и дворов нет и пашню не пашут. А в Суздале село Кидекша з деревнями опустело же от наших (великого князя. — А. 3.) даней и от намесничих кормов и от всяких пошлин» [1172].

Бежали крестьяне и от насилий, чинившихся представителями великокняжеской администрации.

В 1546 г. была подана жалоба на костромских городовых приказчиков, которые у монастырских крестьян «кормы емлют силно» [1173].

Крестьяне центральных уездов бежали на юг, юго-восток и восток, осваивая недавно присоединенные к Русскому государству земли. Крестьяне Новгородской и Псковской областей продвигались все дальше на север, северо-восток и восток, за Урал и в Сибирь.

Бегство крестьян было лишь пассивной формой их борьбы с феодальным гнетом. Беглые крепостные «.. освобождались не как класс, а поодиночке» [1174].

Особой формой протеста против феодального гнета была подача жалоб. В 1540 г. черносошные крестьяне подали великому князю жалобу на Симонов монастырь, который вывез 250 копен сена с лугов у деревень на реке Кистьме. Великокняжеский суд, однако, оправдал симоновских старцев [1175].

К середине XVI в. увеличивается число открытых покушений на имущество и жизнь феодалов. В источниках отмечаются случаи насильственной запашки земель феодалов [1176]. Так, в сентябре 1546 г. власти Ферапонтова монастыря жаловались, что черносошные крестьяне Вело-озера (Словенского Волочка, Ципииской и Иткольской волостей) «вступаются у них в их монастырскые починки… перелезши, деи, за межу землю пашут и лес секут и пожни косят, а называют, деи, они те земли, и лес, и пожни, и починки, и деревни своею землею» [1177].

В марте 1539 г. дмитровский дворецкий князь Дмитрий Федорович Палецкий распорядился передать Калязинскому и Рябеву монастырям черный лес и 24 починка, «в которой лес и в починки вступались великого князя черные крестьяне» [1178]. Русское правительство в спорах крестьян с феодалами всегда стояло на стороне представителей господствующего класса.

Еще в январе 1534 г. власти Троице-Сергиева монастыря исхлопотали подтверждение своих прав на земли, заросшие молодым лесом в Дмитровском, Звенигородском, Рузском и Кашинском уездах. В эти земли ездили «посажене» (т. е. посадские люди) и «дворцовых сел крестьяне, селчане и деревеньщики и волостные и боярские» [1179]. В январе 1545 г. Николаевский Угрешский монастырь обратился с просьбой к Ивану IV, чтобы тот запретил великокняжеским, поместным и иным крестьянам Московского, Коломенского, Переяславского и Костромского уездов, «вступавшимся» в монастырские рощи, «сечи лесу силно» [1180].

В начале декабря 1547 г. власти Симонова монастыря подали челобитную Ивану IV с жалобой на то, что крестьяне земель, соседних с симоновской вотчиной в Московском и других уездах, «секут их сел и деревень рощи поросняки». На эту жалобу была послана строжайшая грамота в слободу Воробьевскую, Московского уезда, «чтобы слобожане Воробьевские слободки и воробьевские сельчане и деревеньщики» Симонова монастыря рощей и «поросняков» «сечи не ездили» [1181]. В июне 1548 г. дворецкий Даниил Романович Юрьев послал грамоту во Владимирский уезд. В ней сообщалось, что власти Спасо-Ефимьева монастыря жаловались на дворцовых крестьян Борисовского села, которые «хотят де у них нынеча луги» покосить «сильно». Юрьев давал распоряжение, что если крестьяне попытаются ослушаться запрета нарушать права собственности монастыря, то их следует дать «на крепкие поруки» [1182].

В 1550/51 г. в Суздале крестьяне Борисовского села «вступались» в луг Спасо-Преображе некого монастыря, т. е. без какого-либо дозволения косили монастырские угодья [1183]. Были у монастырских властей столкновения и с посадскими людьми. Так, в 1543 г. у Соли Галицкой посадские люди и «из волостей селские и деревенские люди» «травили» луга Троице-Сергиева монастыря [1184]. Нарушались права феодалов не только на лесные, но и рыбные угодья. Так, в августе 1538 г. крестьяне Куневской волости «вступались» в «рыбную ловлю» Стромынского монастыря «в реке в Шерне» [1185]. В царской грамоте от 25 декабря 1541 г. сообщалось, что нижегородские посадские люди «сильно» ловят рыбу во владениях, принадлежавших Троице-Сергиеву монастырю [1186].