Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)

Организацию постройки городов-крепостей раскрывает грамота 1538 г. о построении г. Любима. Летние набеги татарских отрядов 1538 г. на «костромские места»[966] показали ту реальную опасность, которую представляли вторжения казанцев даже для земель столь отдаленных от восточной границы Русского государства, какими являлись северные станы Костромского уезда. В 1538 г. в Москву по поручению местных детей боярских, местной администрации и крестьян прибыли челобитчики из ряда станов и волостей Костромского и Вологодского уездов с просьбою — разрешить им «город поставить» на реке Обноре в устье реки Учи (позднее Любим). Просьба мотивировалась опасностью казанских вторжений. Земли> которые представляли челобитчики, «от городов отошли далече, верст по сту по девяносту и мест-де осадных… в городех от казанских людей… убежищей нет». В просьбе говорилось, что «как-де прииде от казанских людей всполошное время, и нам-де тогда от казанских людей детися негде и в город на Кострому бежати далече и без города-де нам впредь не мочно быть».

Правительство разрешило строить город местному населению «своими сохами». При этом оговаривалось непременное условие, чтоб «вперед бы то место под городом не порушили». Вместе с тем город должен быть расположен так, чтобы во время набегов «казанских людей на костромские места и людем бы в город из сел и из деревень и из дальних утечи мочно». В строительстве крепости, в рытье рвов, изготовлении «кольев» «городового боя», привозе «каменья» должны были принять участие все крестьяне, в том числе и частновладельческие[967].

Строительство городских укреплений производилось ценою усиления податного гнета и натуральных повинностей, ложившихся на плечи посадского населения и крестьянства. В то же время оно содействовало росту безопасности русских городов и обеспечению их мирной жизни. В этом строительстве, следовательно, нужно усматривать проявление того «союза королевской власти и бюргерства», о котором писал Энгельс, касаясь истории Западной Европы[968]. Правительство Елены Глинской оказывало серьезную поддержку посадскому населению городов и прежде всего, конечно, его зажиточным торгово-ремесленным слоям.

При строительстве городских укреплений не освобождалось от повинностей население беломестных дворов, в том числе дворов духовных феодалов. В строительстве Китай-города должны были участвовать не только черное посадское население, но и «беломестцы», т. е. велено было «делати град и ров копати митрополичим и болярьскьм и княжим и всем людем без выбора»[969].

Когда строили деревянные стены на Софийской стороне в Новгороде, то «примет градовой денежный» был «раскинут» на «весь град, на гости московские, и новгородские, на старосты, и на черные люди, и на архиепископа и на священники, и на весь причет церковный. А доселе того не бывало при старых великих князех: ставили град доселе всеми новогородскими волостями, а городовые люди нарятчики были»[970].

В июле 1535 г. Троицкий монастырь в Переяславле выполнял свою «подель» — «четыре городни в одном месте»[971]. К июлю 1536 г. эта «подель» возросла до шести городен в одном месте[972]. Привлечение к городовому делу беломестцев отвечало интересам посадского населения русских городов. Поддержку правительства Елены Глинской торгово-ремесленному населению можно проследить и на актовом материале.

Так, в декабре 1535 г. была выдана жалованная грамота владимирским бортникам, которая в отличие от жалованных грамот духовным феодалам содержала большие иммунитетные льготы[973]. В жалованных грамотах на городские дворы Дмитрова, выдававшихся духовным феодалам, отсутствовало освобождение беломестцев от уплаты прямых податей (яма, посошной службы и городового дела)[974]. Не были подтверждены таможенные привилегии Симонова и Кириллова монастырей[975].