Регент

Немного успокоившись после этих трудов и вновь обретя надежду, регент отправляется повидать герцогиню де Бёрри, еще не совсем оправившуюся, но уже по-прежнему эксцентричную. Елизавета тут же вернулась к старой теме: она не хотела еще раз подвергнуться подобному унижению: «Я вдова, я богата, свободна и сама могу объявить о моем замужестве, если захочу».

И сразу же принялась перечислять звания и милости, которыми в этом случае должен быть осыпан Риом. Но своей цели она не достигла: Филипп поспешил удалиться.

Однако поползли слухи, что он уступил. Герцогиня Орлеанская поднялась наконец со своей софы и заявила, что в случае огласки она уедет в Лотарингию. Тут вмешалась и Мадам. Покраснев от гнева, престарелая принцесса отчитывала своего сына, как нерадивого ребенка, призывая его отделаться от такого ужасного зятя. Если бы хозяйкой положения была она, этот Дон Жуан давно бы покоился на дне Сены. И тогда Филипп заставил Риома вернуться в армию, сражавшуюся с испанцами, не обращая ни малейшего внимания на рыдания Елизаветы, и даже перестал ее навещать.

Влюбленная женщина чуть не умерла от горя. Все вдруг ее покинули, у нее не осталось ничего — ни счастья, ни здоровья, ни веры. Даже придворные стали отворачиваться от нее, словно она была в опале. Говорили, что регент приказал отделаться от Риома во время его путешествия, сбросить его в расщелину.

Но у Елизаветы был не тот характер, чтобы сдаться без боя. Совладав со своей болезнью, со своим горем и даже со своей яростью, она отправляет отцу смиренное письмо и просит его в знак примирения приехать на семейный праздник, который она устраивает в его честь 1 мая.

Филипп приехал. В длинном белом, глубоко декольтированном платье Елизавета, несмотря на свой болезненный вид, была угрожающе красива, Филипп расчувствовался. Она заставила его выпить, выпила с ним сама, а когда появились первые лучи зари, герцогиня де Бёрри потребовала немедленного триумфального возвращения Риома. Сразу протрезвевший регент тут же уезжает. Елизавета уходит к себе, падает в обморок, и после этого начинается ее быстрое угасание.

Разочаровавшись в Медоне, она переезжает в Ля-Мюэтт и отсюда засыпает Филиппа письмами. Состояние ее резко ухудшается: страшные боли терзают все ее тело, и растерявшиеся врачи, не зная, что предпринять, чередуют кровопускание со слабительным.

Июнь, такой тяжелый для герцога Орлеанского и для его поверженного врага, короля Испании, закончился. Наступило некоторое облегчение, и Филипп 9 июля посетил больную, которая только что пришла в себя после изнуряющей лихорадки.

Через пять дней Филипп снова приехал в Ля-Мюэтт, срочно поднятый среди ночи перепуганными приближенными. Крики больной проникали даже через толстые стены замка. Ширак, лейб-медик, объяснив этот кризис излишествами в еде, предписал сильное очистительное средство — крики прекратились, все вздохнули с облегчением. Но увы! Проснувшись среди ночи, больная тайком позвала мадам де Муши, которая принесла ей фиги и дыню, а затем несколько кружек ледяного пива. Теперь больная была обречена.

Потеряв всякую надежду, Ширак позвал известного знахаря Гарю, «эликсир жизни» которого оказал чудодейственный эффект. Этот эликсир нельзя было давать в сочетании с каким-либо другим лекарством, но, рассвирепев из-за успеха презираемого им коллеги, Ширак неожиданно посещает больную и назначает ей большую дозу слабительного. Это ее убивает.

В день, когда ей исполнилось двадцать четыре года, 20 июля 1719 года, герцогиня де Бёрри скончалась. Вскрытие показало, что она была беременна и что у нее был «наполовину усохший» мозг.

Золотой век (июль 1719 — январь 1720)

Недруги Филиппа надеялись, что горе обострит его болезнь, сделает его безвольным и беспомощным. Однако все случилось совсем иначе. Филипп находит утешение только в работе, только в успехе своего дела.

Постоянные эмиссии новых акций, которые тут же раскупали и цены на которые тут же поднимались, всего за шесть месяцев превратили нищее правительство в одно из самых богатых в мире.

Рено д’Элисагарай по прозвищу Маленький Рено, в прошлом командующий эскадрой и один из самых близких друзей Людовика XIV, пользовался двойным уважением — как человек в высшей степени образованный и как человек порядочный. Он предложил Совету по регентству ввести налог, пропорциональный доходу; при этом за точку отсчета бралась земля; и план этот звучал похоронным звоном по всем налоговым привилегиям. Доводы его были столь красноречивы и убедительны, что никто из герцогов не осмелился ему перечить. Ему было разрешено опробовать новый метод в течение года в районе Ла-Рошели.

Несмотря на свою страсть игрока, Лоу с тревогой смотрел на лихорадку, неожиданно превратившую Францию из страны дворян в страну биржевых игроков. Как он и боялся, крыша воздвигнутого им здания поднялась до облаков, а фундамент только-только возводился. И Лоу пытался найти в реальной действительности твердые точки опоры.