Регентство. Людовик XV и его двор

Есть в Сен-Дени за ним один грешок:
Как и в Версале, в нем сердца нет, а заодно кишок!

Изображения короля тоже не смогли избежать подобного поругания; каменные и мраморные статуи были покалечены, а на стоявшей на площади Побед бронзовой статуе, которую не могли осилить ни зубы, ни когти, появилась следующая надпись:

БРОНЗОВЫЙ ТИРАН, ТАКИМ ОН БЫЛ ВСЕГДА.

Этот дикий разгул длился до следующего утра.

Оставим народ вопящим проклятия против монарха, а точнее сказать, против монархии, и посмотрим, что оставил после себя Людовик XIV.

Он оставил три влиятельные силы, две из которых были тесно связаны между собой.

Этими тремя силами были:

г-жа де Ментенон, из любовницы, как мы уже говорили, сделавшаяся женой Людовика XIV;

герцог Менский и граф Тулузский, из внебрачных сыновей сделавшиеся узаконенными принцами;

и герцог Орлеанский, законный наследник престола в случае пресечения старшей ветви Бурбонов, представленной Людовиком XV, правнуком Людовика XIV, вторым сыном герцога Бургундского, родившимся в Фонтенбло 15 февраля 1710 года, последним осколком того обильного потомства, которое на глазах повергнутого в ужас короля таяло в руках смерти.

Двумя силами, связанными между собой и имевшими одну и ту же цель, были г-жа де Ментенон и узаконенные принцы.

Цель эта состояла в том, чтобы передать все нити государственного управления в руки герцога Менского, дабы г-жа де Ментенон продолжала пользоваться в период регентства тем влиянием на политические и религиозные дела, какое Людовик XIV позволил ей приобрести в последние годы своего царствования.

Цель герцога Орлеанского, напротив, заключалась в том, чтобы отстоять те прерогативы, какие ему давало его происхождение, потребовать вместе с должностью регента право руководить воспитанием короля и, наконец, сохранив юного государя целым и невредимым вплоть до дня его совершеннолетия, со всей очевидностью ответить на клевету, которую враги распространяли о нем в тот страшный период времени, когда смерть постигла Великого дофина, его сыновей и его внуков.

На стороне герцога Орлеанского стояла вся знать Франции, полагавшая себя оскорбленной неслыханными привилегиями, которые Людовик XIV даровал узаконенным принцам, дав им преимущество перед герцогами и пэрами и назначив их наследниками престола в случае пресечения старшей ветви Бурбонов.

Следовательно, в таком случае герцог Менский, бастард и плод прелюбодеяния, получал первенство перед герцогом Орлеанским, законным наследником престола при обычной очередности наследования.

Скажем несколько слов о персонажах, которых мы только что назвали, обозначив их притязания и раскрыв их цели.

В нашем сочинении «Людовик XIV и его век» мы сказали о Франсуазе д’Обинье все, что нам следовало сказать о ней; мы проследили за необычайной судьбой этой женщины от ее рождения в тюрьме Консьержери города Ньора 27 ноября 1635 года до ее отъезда из Версаля и ее приезда в Сен-Сир 30 августа 1715 года. Поэтому все, что мы могли бы написать здесь о ней, стало бы повторением сказанного.

Мы поведали о том, как герцог Менский, родившийся 31 марта 1670 года, получивший, как и его брат, в 1673 году имя Бурбон, занявший в 1694 году то же привилегированное положение, что и принцы крови, и, наконец, назначенный в 1714 году стать наследником престола при отсутствии принца крови, полностью покинул партию своей матери и присоединился к партии ее соперницы, г-жи де Ментенон.

Не стоит удивляться подобной неблагодарности: герцог Менский не обладал ни одной подлинной добродетелью и ради собственной выгоды готов был пожертвовать даже видимостью добродетелей, которые он старался себе приписать.

Портрет герцога Менского следует искать у Сен-Симона, этого великого живописца XVIII века:

«Герцог Менский был наделен острым умом, но не как ангел, а как демон, которого он напоминал злобностью, коварством души и порочностью сердца».

Девятнадцатого марта 1692 года он женился на Анне Луизе Бенедикте Бурбонской, внучке Великого Конде. Всякая другая женщина, возможно, удовольствовалась бы такой вредностью характера мужа, но надменная принцесса, напротив, была склонна постоянно разжигать честолюбие своего супруга.

Наделенная не меньшим умом, чем герцог, Луиза де Бурбон действовала всегда прямо противоположным образом. Она обладала безмерной храбростью, была предприимчива, отважна, яростна, признавала лишь сиюминутные страсти, вечно возмущалась скрытными приемами своего мужа, называя их ничтожными и немощными; попрекала его честью, которую она ему оказала, выйдя за него замуж; благодаря собственной энергии делала его в своем присутствии слабым и уступчивым и толкала его вперед, все время надеясь передать свою волю этому слабому и ничтожному существу.