Регина(СИ)

Начавшийся штормовой ветер внезапно стих и его сменил теплый ласковый бриз. Филипп взял в ладони лицо Регины и прижался пересохшим ртом к её губам. Он бесконечно долго целовал её, замирая от счастья, когда она отвечала на каждое движение его губ. Руки Филиппа, жившие, казалось, своей отдельной жизнью, торопливо расшнуровывали корсет, путались в лентах и кружевах, но, в конце концов, справились с упрямым платьем, юбками и подвязками и обнажённая снежно-розовая богиня замерла в его объятьях.

Филипп оторвался от губ невесты и в немом восхищении смотрел на совершенное в своей свободной наготе тело. Он готов был поклясться чем угодно, что никогда ни один мужчина не видел подобной красоты. Овладеть этой богиней казалось ему чем-то кощунственным. Он закрыл глаза и с шумом перевёл дыхание. Страх за жизнь Регины прошёл, страсть ещё не успела закипеть в крови и им овладела безгрешная растерянность внезапно осчастливленного влюблённого.

Но Регина не хотела быть объектом робкого поклонения. Она была только Женщиной. Женщиной, которая страстно желала познать настоящую земную любовь и вечное притяжение двух тел, а не скотское насилие над своей природой. Она сделала шаг к Филиппу и посмотрела ему в глаза.

— Ты мне нужен, Филипп. Только ты можешь меня излечить. Помнишь, ты обещал, что твоя любовь излечит мои раны, а твои губы сотрут грязь и кровь с моего тела? Не оставляй меня сейчас. Научи меня любить. Пожалуйста, Филипп!

Не отводя глаз от её взгляда, он бросил на камни свой плащ, следом за плащом упали колет и рубашка. Филипп опустился на колени на ворох одежды и протянул руку Регине. Обнажённая богиня встала на колени напротив. Они долго смотрели друг на друга, и тихая улыбка скользила по его губам.

Регина качнулась к нему. Тихо, словно прислушиваясь к дыханию ветра, легли её ладони на плечи Филиппа. И в то же мгновение вечности она очутилась в плену его рук. Его кожа горела под её ладонями, и Регина почувствовала, как пропадает страх перед болью и унижением, как просыпается в её теле первобытный любовный голод. Она выгнулась навстречу его губам, его рукам и его сумасшедшая нежность увлекла её на дно сияющего, тёплого океана. Задыхаясь в его поцелуях, она тянулась за каждым прикосновением Филиппа, и когда уже окончательно заблудилась в его ласках, он овладел ею. Регина только всхлипнула от мимолетной боли, почувствовав его движения внутри себя, и снова окунулась в сияние и тепло. Ей казалось, что так было всегда, что он всегда владел ею и был частью её самой. Она не знала, где заканчивается она сама и начинается Филипп.

— Ты счастлив?

— Не знаю. Я не знаю такого слова, которым мог бы объяснить происходящее сейчас со мной. Это больше, чем счастье. Это невероятнее, чем сон.

— Это и есть любовь?

— Да. Любовь. Но ты даже не представляешь, как сильна она во мне. Мои глаза видят только твоё лицо в этом мире. Моё тело живёт только там, где его касаются твои руки. Моё сердце может биться, только если твоё бьётся где-то рядом.

— Филипп, я ничем не заслужила такой любви!

— Глупая моя девочка, только ты и могла разбудить такую любовь. Тебе достаточно просто быть на этом свете, просто улыбаться, просто взмахивать ресницами. Это я не заслужил такого счастья — обладать мечтой. Скажи, тебе хорошо со мной? Я не причинил тебе боли?

— Мне тепло в твоих руках. И мне всё время хочется, чтобы ты меня целовал, как будто я дышу твоим дыханием.

— Тогда наш поцелуй будет длиться дольше вечности. Я люблю тебя, Регина. И никто не займёт твоё место в моём сердце и в моих объятьях.

Домой они вернулись уже в сумерках, ведя коней в поводу и держась за руки, как дети. Счастье, захлестнувшее Филиппа с головой, казалось, затопило весь замок, накрыло собой всех, кто был рядом. То, что произошло на берегу между ним и Региной, кричало о себе так громко, так явно бросалось в глаза, что когда они, блаженно улыбаясь и никого вокруг не видя, поднялись наверх в его спальню и закрыли за собой дверь, ни у кого не возникло никаких вопросов, никто не бросал удивлённых взглядов, никто не перешептывался по углам.

Он спит, такой спокойный и чистый. Он чему-то улыбается во сне, и яркий солнечный свет теряется в его тёмных волосах. Он откроет глаза и в их небесной синеве будет отражаться только моё лицо, будет жить только любовь ко мне. Так почему же я вспоминаю сейчас другое умиротворённое сном лицо? Почему перед глазами всегда только Твои посеребрённые луной каштановые локоны и покрытая шрамами Твоя матовая кожа? Мне легко и спокойно рядом с Филиппом, я счастлива рядом с ним, а с Тобой моё сердце разрывается от боли и тоски. Но эту боль, этот пожирающий меня заживо огонь я не променяю на целую вечность счастья с другим.