— Луи, — Филипп положил руку ему на плечо, — я утром уезжаю в Аквитанию. Анну нужно похоронить дома. Париж не принёс ей счастья живой, не даст и покоя после смерти. Тебе не стоит ехать вместе со мной — кто-то должен остаться с Региной. Она сейчас начнёт во всём винить себя, а ей нельзя так волноваться. Ты как-нибудь сам объясни ей всё и позаботься о ней до моего возвращения. И не отпускай её никуда ни на минуту! Если мы и её потеряем, то грош нам с тобой цена.
— Я обещаю, что из двух свадеб ваша с ней — будет.
Нелепая, жуткая смерть нежной Анны смогла воскресить их былую дружбу. Теперь Бюсси готов был уступить сестру Филиппу, чтобы хоть как-то облегчить его боль и снять с себя это гложущее чувство вины.
Откуда им было знать, что две амбициозные и решительные женщины давно уже всем распорядились за них и теперь воплощали свои планы в жизнь.
Одна из них, Регина де Ренель, не теряя зря времени, решила навестить больного Этьена. Герцогиня Монпасье очень уж нервничала из-за того, что их затея с письмом папе римскому оказалась под угрозой срыва.
— Послушай, — убеждала она подругу, — в последнее время нам с тобой подозрительно легко всё удаётся, а мой опыт подсказывает мне, что подобная удача весьма недолговечна и хрупка. Шарль сейчас по дороге в Пуату, в Лувре пока ничего не известно, и твоя соперница почила в бозе.
— Да уж, великолепная новость! — Регина торжественно подняла бокал с вином, — неплохо бы помянуть её отлетевшую душу. Точнее, утонувшую.
— Ты становишься очень циничной и жестокой, — не то одобрила, не то укорила её Екатерина-Мария, — но, в любом случае, одно дело сделано. И на его примере я убедилась в том, что ты учишься на лету. Вот только пока мы расправлялись с этой круглолицей дурочкой, Этьен пошёл на поправку, а вестей от него нет. И ни о какой поездке в Рим он не заикается. И записок от него не было ни к тебе, ни к кардиналу Лотарингскому.
— И что ты по этому поводу думаешь?
— Думаю, как бы этот кретин не раскаялся на одре болезни и не принёс какой-нибудь дурацкий обет святой Марии. Вдруг он сейчас замаливает свои грехи, в том числе и вожделение чужой невесты и сотворение себе кумира, и клянётся наставить на путь истинный свою паству, то бишь тебя?
От подобной перспективы Регину передёрнуло.
— Чёрт! — выругалась она, — И что мы тогда будем делать?
— Делать, моя дорогая, нужно уже сейчас. Отправляйся-ка ты к своему духовнику, пока братец тебя не хватился, и выведай, что творится у него под тонзурой.
— Но как?!
— Это ты меня спрашиваешь? Регина, я в тебе начинаю разочаровываться! В твоём арсенале есть одно оружие, которым ты владеешь виртуозно и против которого не устоял ещё ни один мужчина, — твоя красота. Не думаю, что этот случай будет сложнее, чем с Шарлем.
Ну что могла Регина тут возразить? Катрин снова была права. Королевская семья должна была быть уничтожена любой ценой и о священном праве на месть нельзя было забывать. В тот день, когда Луи сообщил ей о своей помолвке, в ней что-то надломилось и стало уже ничего не страшно и не стыдно. А после убийства Анны — Регина отдавала себе отчёт, что по большому счёту это было убийством, ведь даже если бы Анна не утопилась, яд убил бы её всё равно, — она словно шагнула в полыхающую адовым жаром, пыльную, душную пустыню и теперь шла и шла, всё глубже увязая в раскалённом песке собственных страстей и преступлений. Что ж, Этьен так Этьен. По сравнению с убийством соблазнение монаха было таким пустяком. И пусть Филипп поскорее всё узнаёт и обрадуется, что судьба уберегла его от такой жестокой и недостойной женщины, пусть поскорее вычеркнет её из своей жизни, из своей памяти, чтобы её любовь к Луи не разбила ему сердце вдребезги. Она довела до самоубийства ни в чём не повинную девушку, сестру человека, столько раз спасавшего её, и теперь ей уже нечего было терять. Две чёрные звезды отныне освещали ей путь — непокорное сердце Бюсси и страшная месть королю. Выбор был сделан.
Когда часы пробили полночь, дверь в келью, где оправлялся после болезни Этьен, тихонько скрипнула и на пороге возникла высокая тонкая фигурка, закутанная в монашескую сутану. Низко опущенный капюшон закрывал глаза и только слабый огонёк свечи дрожащим золотом обливал узкую женскую руку. Не веря своим глазам, Этьен приподнялся на локтях:
— Это вы? Но, богиня, что вы здесь делаете? Как вы очутились в столь поздний час в моём убогом приюте?
Стремительным летящим шагом тонкая фигурка приблизилась к ложу монаха, опустилась на колени на холодный каменный пол. Нежная рука легла на пылающий лоб Этьена и его окутал еле уловимый колдовской аромат женского тела и диких трав.
— Лежите, лежите, любовь моя, вам нужно беречь силы, вам нужно выздоравливать! — серебристый голос хрустальной трелью рассыпался по келье и словно бриллиантовые искры от него озарили мрачные серые стены.