Регина(СИ)

Тот вечер графиня де Ренель провела, обмениваясь взглядами и тихо оброненными в танце фразами с Генрихом Наваррским, успокаивая заметившего всё это Филиппа и разрабатывая стратегию идеального соблазнения с Екатериной-Марией. Не сказать, чтобы последнюю порадовал выбор подруги, но представив, как это заденет Маргариту Валуа, герцогиня, в конце концов, загорелась идеей Регины.

Страсть Генриха Наваррского вспыхнула, как всегда, мгновенно и была столь очевидна, что сплетни при дворе появились гораздо раньше, чем начался этот короткий роман. Четыре дня между Лувром и улицей Гренель сломя голову бегали с письмами неуловимые пажи графини, прошедшие у Бюсси хорошую школу по части передачи тайных любовных посланий. Прямолинейная и язвительная графиня писала письма Генриху под диктовку Екатерины-Марии.

— Неужели я, по-твоему, настолько глупа или неопытна, что не смогу ответить на любовное послание? — возмущалась Регина.

— Молчи и пиши, что я говорю. Я тебя знаю, опять съязвишь что-нибудь, а мужчины создания ранимые и обидчивые, пора бы тебе это усвоить. Думаешь, никто не замечает, как ты каждый раз насмешливо дотрагиваешься до носа, когда разговариваешь с герцогом Анжуйским?

— Я же не нарочно! Оно само получается. Я когда вижу его безобразный нос, мне сразу хочется проверить, всё ли в порядке с моим собственным.

— Не будь дурой. Да если ты хоть раз улыбнёшься ему так, как улыбаешься своему графу де Лоржу, этот младший Валуа ради тебя родную мать отравит.

— А что, неплохая идея…

— Не отвлекайся. Этот вариант мы оставим на будущее. На данный момент нам нужно крепко посадить на крючок Генриха. А это стреляный воробей. Он легко загорается, но может также легко остыть. Твоя задача — зацепить его так, чтобы он прикипел к тебе намертво, крепче, чем Марго к твоему брату. Валуа от злости всем семейством сойдут с ума. А потому мы будем играть. И ты будешь писать письма под мою диктовку. И будешь обещать ему райские кущи, и рассказывать сказки о своей трепетной любви, и будешь восхищаться его умом и храбростью и красотой, и будешь изображать нежное беспомощное создание.

— Ладно-ладно. Как скажешь. Но вот это я написать не могу. Это же полная чушь: "Сударь, я не смыкаю глаз, мечтая о встрече с Вами. Но жестокие обстоятельства и самое моё положение не позволяют мне принять Вашу любовь". Катрин, это же бред! Какие обстоятельства? Какое положение? Какая любовь, наконец?

— А ты чего хотела? Неужели же ты собиралась написать, что готова сию минуту упасть в его объятия, чтобы в его постели лишиться девственности и набраться необходимого опыта? Обстоятельства, милая моя, — это тот малозначительный факт, что он женат на Маргарите Валуа и за ним следят все ищейки старой паучихи. А твоё положение младшей сестры графа де Бюсси, прекрасной и непорочной невесты графа де Лоржа и союзницы Гизов тоже не особо располагает к любовным авантюрам с мятежным вождём гугенотов.

— Но я не могу писать подобную чушь!

— Ну знаешь ли, твои капризы кого угодно сведут с ума! Не хочешь — не пиши. И вообще, если бы с самого начала меня послушала, всё было бы гораздо проще. Шарлю Майенну хотя бы не надо писать никаких писем и устраивать из свидания с ним государственную тайну!

— О-о! Я знала, что ты всё к этому сведёшь! Нет уж, я сказала — Генрих, значит будет Генрих. Диктуй дальше. И не переживай за своего брата, он не бедствует из-за отсутствия женского внимания.

— Генрих тоже, если ты заметила. Фоссеза совсем уж неприлично вьётся вокруг него.

— Ну, эта везде успеет. Нашей Фоссезе равных нет. Из постели моего брата она перекочевала в объятья твоего, теперь решила перейти мне дорогу и прибрать к рукам Генриха. Чёрта с два!

— Тебе неплохо было бы кое-чему у неё поучится, дорогая.

— Это чему же? Непривередливости в делах любовных?

— Добродетель и непорочность — удел плебеек и законченных дурнушек, здесь я полностью согласна с Брантомом. С твоей красотой и знатным происхождением просто неприлично не иметь как минимум двух любовников. Над тобой в Лувре скоро смеяться начнут.

— Посмотрим, кто будет смеяться последним. Ладно, что там ты говорила про мою трепетную любовь?

Наконец, через неделю герцогиня де Монпасье решила, что король Наваррский созрел для решительных действий. Да и момент выпадал как нельзя более подходящий — королева-мать и Маргарита отправились в Клюнийское аббатство, король был занят со своими министрами обсуждением очередного мирного договора с гугенотами и подготовкой денежной реформы, так что притворившийся больным Генрих Наваррский остался без должного надзора и в кои-то веки был предоставлен самому себе.