Регина(СИ)

В полдень Регина, злая как легион чертей и взвинченная до предела событиями последних дней, нанесла визит на улицу Де Шом, дабы сообщить герцогини Монпасье, что миссия прошла успешно и вечером Этьен Виара придёт к кардиналу за тем самым письмом. Но не смотря на то, что всё задуманное ей удавалось и пока сходило с рук, на душе у неё было неспокойно и тяжело. Голова горела, как в огне, и сердце взбесившимся зверем колотилось в груди, кровь в венах ныла и звенела, словно просилась на свободу. Столько событий свалилось на её слабые плечи в последнее время, столько сил было потрачено на то, чтобы подчинить своей воле Шарля и Этьена, разыгрывать по несколько представлений за день, ежечасно меняя маски — одна для Филиппа, другая для Луи, третья для монаха, четвёртая для всего Лувра. Регина уже начала забывать, какая же из них настоящая. Она злилась на саму себя, потому что добивалась, кажется, всего, чего хотела ненасытная её душа, но почему-то это не приносило ей ни радости, ни покоя, ни простого удовлетворения. И всё чаще ей казалось, что она раздваивается. Одна Регина, чистая, впечатлительная, радостная, которая приехала солнечным весенним днём в Париж, оставалась где-то за спиной, превращаясь в бледный призрак, печально глядящий вслед из осенних виноградников Бордо. Другая, честолюбивая, жестокая и необузданная в своих желаниях, родившаяся в её сердце в тот день, когда в него ворвалась безумная любовь к родному брату, безоговорочно и упрямо шла к своей цели, круша чужие жизни, совершая страшные грехи и роковые ошибки, сжигая дотла все мосты за собой.

Эта новая Регина радовалась вместе с Екатериной-Марией в предвкушении победы над Валуа и, заливаясь беспечным смехом, рассказывала о том, как легко попался на вечную женскую уловку влюблённый иезуит. Это она торжествовала победу — не суть важно, какой ценой одержанную — над слабой и безобидной Анной Лаварден. Они с Екатериной-Марией строили грандиозные планы, подшучивали над кардиналом Лотарингским и пили густое, как кровь, чёрно-красное вино.

Домой Регина вернулась уже в сумерках. Голова была пустой и звенела не то от усталости, не то в предчувствии какого-то стремительного поворота в запутанной и бурной судьбе. Опьянённая вином и своей новой победой, мурлыча фривольную уличную песенку, она поднялась по лестнице и озадаченно остановилась: дверь в её комнату была распахнута настежь и оттуда явственно доносился грохот мебели, звук рвущейся бумаги и раздражённый голос Луи. Слуги, видимо, где-то затаились и не подавали признаков жизни, боясь лишний раз попадаться графу на глаза. В отсутствии Регины в доме, судя по всему, происходило что-то весьма интересное. А поскольку это интересное творилось в её комнате, то Регине это никак не могло понравиться. Воинственно вздёрнув подбородок и оглушительно стуча каблуками, она направилась туда.

Как и следовало ожидать, Луи переворачивал содержимое её шкафов и шкатулок, в очередной раз пытаясь найти доказательства каких-то одному ему ведомых интриг и заговоров (ибо все его подозрения, по твердому убеждению Регины, были далеки от страшной истины). Горячая кровь Клермонов мгновенно вскипела и ударила в голову. С искажённым от злости лицом, она влетела в комнату, как разъярённая фурия.

— Довольно! Сколько можно устраивать обыски и обвинять меня во всех смертных грехах, ваше сиятельство! — голос её дрожал от гнева.

Луи стремительно повернулся к ней и в чёрных глазах его плескались, перемешиваясь и пылая, дикая злость и ничем не прикрытое страдание. Не говоря ни слова, он кивнул на кровать, где лежало бледно-голубыми волнами платье. То самое платье-двойник, в котором Регина так ловко выдала себя за Анну Лаварден. Шёлковая тряпка с серебряным шитьём была одним сплошным обвинением, брошенным в лицо графине де Ренель.

Регина умолкла на полуслове, но сумела взять себя в руки и дерзко уставилась на брата, не пряча холодных серых глаз. Ни отблеска раскаяния, ни тени стыда или страха не отразилось в их прозрачной безмятежной глубине и это привело Луи в полное замешательство.

— Почему ты молчишь? Ты ни о чём не хочешь спросить?

Растерянные слова падали в застывший воздух и увязали в нём, как в трясине, не доходя до слуха Регины. Она продолжала стоять и смотреть на Луи. Это пленительное, ранящее своей красотой лицо бросало всему миру и ему, храброму Бюсси, вызов.

— Почему ты молчишь? — повторил он, чувствуя, что окончательно теряет рассудок от ярости.

— А что ты хочешь от меня услышать?

— Откуда у тебя это платье?

— Оттуда же, откуда и все остальные. От портного, — невозмутимо ответила Регина и Луи почудилась насмешка в её остывшем голосе.

— Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. Ты думала, что я не узнаю этого платья? Что я ни о чём не догадаюсь?

— Ну и о чём же ты догадался?