Я остался один. В освещенном отражении зеркала я мог хорошо разглядеть себя. Удивительно, но в том псе, что смотрел сейчас на меня, мне виделись прежние знакомые черты. Тот же тёмный цвет волос, то же крупное строение кости, похожий нос…. И взгляд, прямой, ясный. Это, безусловно, был я.
Как профессору удалось совершить невиданное доселе превращение? Ведь это же революция в биологии, прорыв в области квазидинамических структур. Никогда раньше я не слышал ни о чём подобном. Однако Закхер результаты своих работ публиковать не спешил. С чем связана такая неторопливость? Он не боится конкурентов? Почему так долго он ждал именно меня? Чем больше я думал об этом, тем больше росло моё беспокойство. Секретность работ Закхера говорила только об одном – все его эксперименты над людьми окончились неудачей. Эта собака, Лейда, кем раньше была она?… Почему она вызвала во мне такое желание? Не потому ли, что и она когда-то была человеком? Означало ли это, что и мне предстоит закончить свои дни в этом облике? Прощай Европа, прощай все мои мечты. Все мои старания напрасны. Никто никогда не догадается, куда исчез я. В этом теле, даже если я и совершу открытия, никто о них не узнает. Дверь в бокс была не заперта. Я мог убежать от профессора, но куда? В том мире, который царит за пределами квартиры Закхера, я буду просто уничтожен. Мне нужно было придумать что-то другое… Но зачем профессору нужен был я, человек из Аптауна? Что он хотел узнать, при помощи моего ума?…
Когда я засыпал, множество вопросов крутилось в моей голове. Мне хотелось понять, что будет дальше, а в мозгу упорно вертелись математические выкладки из моей последней работы… Почему я вспомнил о них сейчас? Сквозь сон мне чудилось, что профессор снова начал свою прежнюю игру со светом.
Я проснулся от невероятной сухости во рту. Мой язык, казалось, прилип к нёбу. Кое-как я дополз до оставленной для меня профессором миски с водой. Сделав глоток, я почувствовал нечто невероятное. У воды теперь был вкус. Нет, не тот, нейтральный с едва уловимыми примесями солей, который знал я раньше, а настоящий неповторимый букет. Кроме того, мой язык чувствовал кое-что ещё… Запах! Вода была наполнена яркими, густыми ароматами и их я тоже ощущал языком. Я отпрянул от миски и кое-как разлепил глаза. Стены комнаты, казалось, стали ещё выше. Теперь они уходили в самую высь. Я не видел потолка… Мои глаза как будто расползлись в разные стороны, зрение стало хуже прежнего. Мутное, искаженное пространство с трудом различали теперь мои глаза. Если бы я не знал, где нахожусь, я бы не узнал ни комнаты, ни направленных на меня камер, ни лица Закхера… Лицо! Это было ужасно! Закхер смотрел на меня, но его лицо… Оно было теперь раз в десять больше меня! Что же со мной произошло?
Я повернул голову, чтобы лучше рассмотреть профессора и тут какая-то неведомая сила подхватила меня и понесла. Рассекая воздух, я поднимался вверх, оставляя внизу свою постель, пол… Я остановился только тогда, когда передо мной снова возникло лицо Закхера. Я повернул к профессору один глаз. Губы Закхера, огромные, похожие на створки пещер, двигались. Закхер говорил. Однако я не понимал ни единого его слова. Я понял, что снова стал кем-то другим…
Этот чертов Закхер продолжал свой эксперимент! Похоже, он постепенно лишал меня возможности видеть, слышать, чувствовать… Но ум мой оставался прежним. Я вспомнил закон Мелинга, формулу Больмаца и «е = mc2». Я открыл рот, чтобы сказать это Закхеру, но не смог. Мои голосовые связки не издавали ни звука, да и связок-то у меня не было… Вместо этого вперед вывалился тонкий длинный язык. Я отпрянул. Только сейчас я стал замечать прочие изменения в себе. Моя кожа, теперь сухая и тонкая, стала чувствовать давление воздуха. Волны, то большие, то мелкие, накатывались на меня. Я попытался передвинуть лапы и почувствовал, что мой живот провис. Я безумно хотел есть и спать.
Я проклинал тот час, когда согласился принять участие в безумствах Закхера. Не имея возможности теперь уже ничем выразить себя, я был вынужден покорно терпеть давящие поглаживания пальца профессора по моей голове. Всё моё существо готово было взбунтоваться, выкинуть что-нибудь, что было ещё в моих силах… Но я смог только слегка повернуть голову и сделать один шаг.
Это был регресс… Строение моего тела с каждым днём упрощалось. Ничто уже не могло остановить этот процесс. В душе я оставался тем же самым человеком, но внешне я был кем-то другим.