Регрессия

Мы с Маринкой были единственными девушками в этом мужском царстве футбола, Dot`ы и других увлечений наших совершенно не привлекательных мальчиков. Когда в одиннадцатом классе пришло время решать, кем я хочу быть, то моя ничем особо не интересующаяся натура ничего не ответила. А раз уж с успеваемостью было хорошо сразу по всем предметам, но тяги при этом я не испытывала ни к одному из них, то дальновидный отец решил отправить свою единственную дочь по собственным стопам – в строительный институт. И вот я, без пяти минут инженер, точнее, замужний без пяти минут инженер, сижу на какой-то социологии и витаю в облаках. Мысли уносят меня к пугающим, то и дело возникающим в голове запахам костра, лижущего мои ноги; к незнакомому странному парню, знающему меня чуть ли не лучше, чем я сама. К размытым картинкам из детства, когда я чего-то сильно хотела, а потом оно сбывалось, и мама каждый раз раздражалась на мое «я же говорила». К дурацкому решению принять ухаживания мужчины на десять лет старше, которому только-только сдала зачет, трясясь от страха, а потом незаметно для самой собой выйти замуж и полностью повиноваться, теряя себя.

– Эй, мать, ты жива? – Маринка теребила меня за руку. Пока я витала где-то в собственном подсознании, лекция успела закончиться, а аудитория опустеть.

– А, да… – мой взгляд наконец сфокусировался на подруге.

– Совсем крышечка поехала? Пялишься в одну точку, не реагируешь!

– А сама-то! – Я шутливо пригрозила ярко накрашенной черными тенями девушке с длинными волосами, сохранившими память обо всех цветах радуги, в которые она красилась за последние годы. – Встретила в трамвае парня…

– Уууу… – она заулыбалась, обнажая черную подкову пирсинга в уздечке под губой. – Наконец послушалась моего совета! Клин клином – лучшее средство!

– Да нет, он скорее в твоем вкусе.

– Это как?

– Ну, знаешь, что-то вроде гота, я в них не особо разбираюсь. Только худой очень. И… – я не знала, как объяснить подруге его пугающее поведение, – кажется, он за мной следил, потому что знает обо мне слишком много.

– Круто! Еще и маньяк! – Маринкины глаза загорелись искрой «дуринки», как я это называла, за что иногда любила подругу еще больше, а иногда готова была придушить на месте и спрятать голову в песок.

Огонек погас так же быстро, как и вспыхнул: по коридору кафедры к нам направлялся Антон. «Я сматываюсь», – шепнула мне на ухо Марина: с моим мужем они друг друга откровенно недолюбливали, а после моих признаний об истинной сути наших взаимоотношений подруга предпочитала к нему не приближаться, боясь, что может без преувеличения выцарапать ему глаза.

– Доброе утро, Антон Викторович! – сладко пропела она, скривив за его спиной рожу и показывая жестами все, что на самом деле думает.

– Здравствуй, Марина! – пренебрежительно бросил Антон и воинственно повернулся ко мне, не знавшей как придать себе расслабленный вид и унять сбивающееся от предстоящей взбучки сердце. – И что это мы опаздываем? – Он тяжело опустился на край парты, презрительно разглядывая мое платье.

– Трамвай в депо пошел. – Я задумчиво листала тетрадь сегодняшней лекции, в которой значилось только название предмета.

– А вовремя выходить не судьба?

Лицо багровело, и на носу выступали лиловые прожилки, как у заправского алкоголика, раскрывая любимое вечернее времяпрепровождение Антона, о котором немногие догадывались. В общественном месте он держался и даже говорил шепотом, чтобы ни в коем случае не испортить образ самого идеального человека в мире. Претензии от этого становились мягче и завуалированнее, но их объем не сокращался, а скорее даже рос.

Вопрос я предпочла проигнорировать, чему не без помощи Маринки научилась совсем недавно – раньше я бы пустилась в оправдания и выгораживания самой себя – теперь же в этом не было необходимости: в общем-то, мне было уже все равно. Меня не задевали претензии, крики перестали доводить до слез, даже синяки на бледной коже запястий от слишком крепких хватаний за руки не казались мучительно синими. Этот брак стал в каком-то роде мазохистическим развлечением, которому я намеревалась положить конец, но никак не могла решиться.

– Ты тут вообще? – резкий голос Антона, сквозящий нетерпением, вырвал меня из рассуждений.

– Да-да, – я сфокусировала взгляд на искаженном яростью лице и изобразила наигранное удивление. – Ты спрашивал, во сколько ты ведешь меня в ресторан за то, что хотел придушить?

Новый порыв ярости чуть было не прорвался наружу сквозь образ благочестивого педанта, но Антон, вспомнив, что и так собирался заглаживать вину за испорченное утро, на этот раз сдержался и выдавил не менее наигранную улыбку, испугавшись слишком громких слов об удушении.

– Конечно, любимая. Во сколько ты бы хотела?

– У меня ученик после пар, подъеду туда часам к семи.

– Давай, я тебя встречу?