В поисках первой лавки оружейника мы прошли, наверное, половину города! И убедились, что он действительно огромен. Проспект сменился улицей, улица — площадью, в центре которой стояла каменная статуя мужика с копьем и в шлеме, как у стражников на воротах. Остальной одеждой скульптор явно пренебрег, зато отлично прорисовал внушительную мускулатуру неизвестного нам героя. И его член.
С площади, еще раз спросив дорогу, мы по узкому переулку вышли на рынок. Прошли его насквозь, захлебываясь слюной от запахов готовой еды и морща носы от резких запахов специй, рыбы и подгнивших фруктов. Попутно профессор останавливался чуть ли не у каждого прилавка, спрашивая цены на разные товары и, как я понял, изучая достоинство монет.
— В ходу медь и, кажется, бронза. — рассказал он после очередной такой остановки. — Есть еще серебряные монеты. И как ни странно, железные. Их тут называют дармы. Слово незнакомое, может оно и не значит ничего. Они тут самые дорогие. Номинал определяется весом монеты. Медные деньги называют сик — чешуя в переводе. Бронзовые монеты — сай — щиты. Серебро — лан. Золота пока не видел, но это не значит, что его нет, конечно! А как они оплачивают крупные покупки? Вот что интересно! Если товар стоит достаточно дорого, это же какой вес в металле придется нести!
На выходе с рынка этот его вопрос получил разъяснение. В нескольких шагах от нас одетый в ярко-синюю хламиду туземец купил роскошного красавца-коня и вместо монет вручил продавцу свернутый в трубочку пергамент.
— Долговые расписки! — воскликнул Терри. — Значит, тут есть банки или ростовщики! Это очень хорошо!
Совершенно не стесняясь, ученый приблизился к покупателю в синем и завязал с ним оживленную беседу.
— Он называет это рант! Аналог векселя. Я не понял, кто и как его обеспечивает, но само использование такого типа расчетов говорит о многом! Не настолько это общество и примитивно! — сообщил он вернувшись. — Пойдемте к оружейнику, что вы встали!
Проплутав по лабиринтам улиц еще около получаса, мы наконец вышли к месту обитания ремесленников. Улица, от которой через каждые метров сто, уходили в стороны ответвления-переулки, представляла из себя смесь жилого и рабочего квартала. По сути — тот же рынок, но без еды. Как я понял, на вторых этажах глиняных и каменных домов мастеровые жили, а первые были отведены под лавки, магазинчики и мастерские.
Вдоль домов стояли рядами изделия на продажу: посуда, рабочие инструменты селян, плетенная из прутиков мебель. На специальных подставках весели разноцветные ткани, расшитые цветами и узорами ковры, платки и одежда. Чуть дальше были изделия из кожи, от кошелей и поясов, до защитных доспехов. И в самом конце улицы грозно блестело на солнце оружие.
— Продавать нож буду я. — сразу сказал Терри. — Есть у меня план, как это сделать с максимальной выгодой.
— Поделиться не хотите? — спросил я, уже зная ответ.
— Нет. Долго рассказывать. Просто не мешайте. И держитесь чуть позади меня.
Долгое время мы переходили от одной лавки к другой. Профессор вовсю изображал вероятного покупателя, а я с Будаком — его охрану. Терри крутил в руках ножи и топоры, примеривался к мечам и копьям, со значением постукивали пальцем по дереву луков. Иногда снисходил до суетящихся торговцев и задавал им вопросы. С учетом нашей явно чужеземной внешности и одежды, нас принимали радушно, рассыпая комплименту своему товару. Не самого высокого качества, надо сказать. В родном мире я бы отнес его к хламу.
— Сколько ты хочешь за этот нож? — наконец, ученый выбрал “жертву”. Остановился возле прилавка, изделия на котором были сделаны не совсем уж безруким кузнецом. Продавец, такой же худой и юркий, как все местные, зацокал языком.
— Очень хороший нож! Его ковал мой брат, большой мастер! Он познал все тайны металлов и владеет древними секретами! Этот нож, мудрец, лучшее, что ты можешь найти в нашем городе!
Я понимал, хорошо, если половину его слов, но смысл от меня не ускользал. Торгаши, подозреваю, одинаковы во всех мирах и странах. Прежде чем назвать тебе цену, они будут полдня превозносить достоинство своего товара и поносить конкурентов. А потом, торгуясь, начнут рассказывать о своих голодных детях, сварливой жене и очень дорого обходящейся любовнице. Чем и объясняют несуразные суммы.
— Сколько? — Терри резко прервал поток его красноречия жестом настолько властным, что торговец застыл с открытым ртом. Вот ведь, а я за это время и забыть успел, что Терри — аристократ в черт его знает в каком поколении. И привычка командовать у него в крови.
— Всего лишь два дарма, господин! — заговорив он опомнившись. — Два дарма за столь редкое и прекрасное изделие, которое будет годами служить тебе!
— Два дарма? — воскликнул ученый. А я вспомнил, что поесть нам предлагали по цене медной чешуйки с человека! — Да ты сошел с ума, бесчестный торговец! За эти деньги я смогу купить двух рабов!