Рэгтайм

Дождавшись завершения скульптуры, она начинала ее потихоньку разрушать, шевеля пальцами ног. Структура медленно крошилась. Она поднимала одно колено, потом другое и, наконец, выскакивала целиком из песка и мчалась к воде. Он — за ней. Они хватались за руки и пробивались сквозь стену прибоя. Потом бежали обратно в дюны. Наступала ее очередь на захоронение. Она очень тщательно и подробно оформляла оболочку для его тела. Увеличивала ноги, расширяла плечи, маленькое выпячивание на его плавках она превращала горстями песка во внушительный холм. Когда работа была сделана, он начинал разрушать ее сначала потихоньку, а потом взрываясь, и снова они мчались к воде.

Иногда по вечерам родители брали их поразвлечься на набережную. Они слушали оркестр и смотрели уличные представления. Шли пьесы «В 80 дней вокруг света» и «Доктор Джекил и мистер Хайд». Над театром проплывали облака. Однако настоящий-то восторг был среди аттракционов, которые взрослыми совершенно не одобрялись: показ всяких чудищ, стрельба из лука за пенни, живые картинки. Конечно же, дети были слишком хитры, чтобы открыто выразить свои желания. Дождавшись, когда походы на набережную перестали казаться взрослым чем-то из ряда вон выходящим, они убедили их, что и сами могут вполне обеспечить себя этими невинными развлечениями. Засим, заполучив полтину, срывались и исчезали в темноте. Подолгу они стояли у стеклянного ящика механического предсказателя. Засовываешь туда пенни, появляется фигура в тюрбане, башка ее поворачивается направо-налево, руки, дергаясь, вздымаются, обнажаются сверкающие зубы, появляется билет, после чего весь аппарат, накренившись, замирает в полуулыбке. «Я великий волшебник Он-Она», — гласил билет. Рядом чудесная машина с клювом. Засунув деньги, ты можешь, оперируя колесом, попытаться достать этим клювом со дна машины любое сокровище, какое тебе захочется: ожерелье из ракушек, зеркальце из полированного металла, стеклянного крошечного котика. Неподалеку чудесные уроды: Бородатая леди, Сиамские близнецы, Дикарь с Борнео, Кардиффский гигант, Человек-аллигатор, Женщина шестьсот фунтов. Эта последняя, настоящий бегемот, поворачивалась на своем стуле и начинала трепетать, когда дети останавливались перед ней. Она вставала, как бы охваченная неудержимым волнением, и двигалась на них всей горой своей плоти. Огромные ее сады открывались и закрывались при каждом шаге, телеса ее волновались, она простирала к ним свои руки. Они шли дальше. Умные нормальные глаза уродов из-за заборчиков следили за их одиссеей. Гигант продал им кольца со своего пальца, которые впору пришлись бы им на талии. Сиамские близнецы за вполне умеренную плату подарили им надписанное фото.

Они были неразлучны, и это забавляло взрослых. Расставались они только на ночь, когда им приказывали идти спать, — впрочем, никогда не жалуясь и не хныча. Они разбегались по своим комнатам, даже не оглянувшись, и дрыхли как убитые. Утром, конечно, снова искали друг дружку. Он и думать не думал, как она красива. Она и думать не думала, как он пригож. Оба они исключительно остро чувствовали друг друга, словно были заряжены электричеством, они являлись будто силуэты сконцентрированного возбуждения, нимбы света, но их прикосновения в ту пору были лишь случайными, сигнальными жестами. Они были настолько связаны друг с другом ощущением полноты жизни, что им вовсе не нужно было разделяться и восхищаться друг другом для полного и мгновенного взаимопонимания. Конечно, они были оба красивы, он — в своей величавой блондинистой задумчивости, она в своей черноглазой с искорками гибкости, живости, дерзости. Когда они бежали рядом, волосы отлетали с их широких лбов. Своими маленькими ручками и ножками она оставляла в песке отпечатки уличной девчонки, обитателя темных лестниц. Ее быстрый шаг был как бы побегом от ужаса мрачных закоулков, дикого грохота мусорных баков. Когда-то ведь возилась она в деревянных сарайчиках за жилищами, хвосты грызунов хлестали ее по лодыжкам, она наблюдала, как спариваются собаки, как шлюха ведет клиента в свою грязную постель, как пьяница мочится сквозь спицы тележек. Он никогда не знал голода, не дрожал до синевы по ночам, страхи не загромождали его жизнь, он сам как бы искал их или чего-то, что связано с ними, он не знал, что есть на свете люди, которые вовсе не жаждут их познать. Наряду с этим он обладал особым зрением, иной раз он мог проникать в предметы, он видел порой невидимые краски и никогда не удивлялся совпадениям. В глазах его поворачивалась некая планета, голубая и зеленая с желтым.