Рэгтайм

В конце концов он нашел редакцию журнала «Матушка-Земля», издаваемого Эммой Голдмен. Красный кирпичный дом на 13-й улице. Несколько вечеров подряд он стоял под фонарем напротив и смотрел на окна. Наконец какой-то человек вышел из дома, пересек улицу и подошел к нему. Высоченный такой труп, длинноволосый, и галстук шнурком. «Холодно по вечерам, — сказал он, — пошли в дом, у нас нет секретов». Младший Брат последовал за ним.

Оказалось, что его приняли за топтуна. С утонченной иронией ему предложили чаю. Усмехающиеся люди в пальто и шляпах стояли вокруг. Тут появилась сама Эмма Голдмен и обратила на него внимание. «Боже ж ты мой, — сказала она, — это не полицейский». Расхохоталась. Он был потрясен, что она вспомнила его. Она надела шляпу и закрепила ее булавками. «Пошли с нами», — позвала она его.

Через некоторое время МБМ оказался в Союзе медников неподалеку от Бауэри. Зал был раскален и переполнен. Масса иностранцев. Даже внутри мужчины не снимали свои «дерби». Весь этот конгресс в поддержку Мексиканской революции благоухал чесноком и собственными испарениями. Младший Брат за своими делами прохлопал Мексиканскую революцию. Люди размахивали кулаками, вскакивали на скамейки. Оратор поднимался за оратором. Многие говорили не по-нашему. Перевод отсутствовал. Картина тем не менее прояснялась, и постепенно он узнавал, что мексиканские пеоны внезапно восстали против президента Диаса, хотя, казалось бы, могли к нему и привыкнуть за тридцать пять лет его правления. Им нужны были ружья. Амуниция. Они нападали на федеральные войска и поезда снабжения с одним лишь дрекольем и мушкетами, что заряжаются со ствола. МБМ намотал себе на ус насчет мушкетов. Наконец на трибуну поднялась Эмма Голдмен. Из всех ораторов она была наилучшим. Зал затих, когда она заговорила о соучастии богатых землевладельцев в преступлениях презренного тирана Диаса, о порабощении пеонов, о нищете и голоде и о самом большом позоре — о присутствии американского бизнеса в делах мексиканского правительства. Ее мощный голос. Ее жестикуляция. Вспышки огня в ее очках. Он протолкался поближе. Она говорила теперь об Эмилиано Сапате, простом фермере из округа Морелос, который стал революционером за неимением другого выбора. «Представьте себе фигуру в выбеленных штанах и рубахе, перепоясанную патронташами. Товарищи мои, это не иностранец, — закричала она. — Нет на свете иностранных земель. Нет мексиканского крестьянина, нет диктатора Диаса. Есть только одна борьба на белом свете, только лишь пламя свободы, старающееся рассеять мрак земной жизни». Оглушительные аплодисменты. Все встали. Начался сбор пожертвований. У Младшего Брата денег не было. Он вывернул карманы и, ужасно страдая, ничего в них не обнаружил. А вокруг люди, от которых разило нищетой, подходили с пригоршнями монет. Он обнаружил, что подобрался уже к самой ораторской платформе. Речи закончились. Эмма стояла, окруженная коллегами и почитателями. Он видел, как она обняла смуглого человека в костюме с галстуком и в огромном сомбреро. Она обернулась, и ее взгляд упал на лысеющего блондинчика, чья голова торчала над краем платформы, как голова французского республиканца, запрокинутая в подобии экстаза. Она засмеялась.