– Ну как же без него, Риточка? – усмехается Миша и наконец принимается за еду.
Фух, кажется кризис миновал.
Оказавшись в больнице, я миную регистратуру и направляюсь прямиком к Рейману в палату. Теперь я уже немного тут ориентируюсь и не плутаю по коридорам, как в прошлый раз. Захожу в лифт, чтобы подняться на третий этаж, и в самую последнюю секунду в него залетает молодая медсестра, которую я видела вчера в ординаторской, когда обращалась к лечащему врачу Дениса.
– Добрый день, вы к Рейману? – поправляя халат, интересуется она.
– Здравствуйте, да, к нему ведь можно?
– Конечно, только вот, – девушка мнется, и я невольно напрягаюсь, – у него боли ночью очень сильные были, так что он сейчас под воздействием сильнодействующих болеутоляющих препаратов.
– Эм… Поняла, – в замешательстве тяну я.
– Это я к тому, что если у него сознание или речь немного будут путаться, вы не обращайте внимания… Это такая побочка, – спешит объясниться она.
– Хорошо, – сглатываю нехороший ком в горле.
Это что же за препараты такие, от которых аж сознание может помутиться? И какой адской должна быть боль, чтобы человеку их вкололи?
Перед тем, как зайти в палату, делаю глубокий вдох и стараюсь унять мелкую дрожь, которая затаилась в руках. Мне просто необходимо выглядеть спокойной, чтобы не демотивировать Дениса своим взволнованным внешним видом.
– Привет, – улыбаюсь я, приближаясь к его кровати, но при взгляде на него уголки рта сами собой тянутся вниз.
Под глазами парня пролегают темные болезненные круги, вероятно, сегодня ночью он вообще не спал. Лицо кажется изможденным и бледным, в губах – ни кровинки. Облик Дениса буквально кричит о том, как ему плохо, и от этого зрелища в груди у меня что-то надламывается.
– Ритка, – почти беззвучно произносит он. – Ты пришла.
– Конечно, пришла, я же обещала, – как можно беззаботней отзываюсь я, садясь на край его кровати. – Ну как ты?
Черт! Дурацкий вопрос! И так же все видно! Как-как?! Отвратительно!
– Да пойдет, – храбрится он. – Мать вот, все утро у меня просидела, разговорами развлекала.
– Это хорошо, – радуюсь я. – Ну а мне, чем тебя развлечь?
Спрашиваю это шутки ради, но полуприкрытые веки Дениса неожиданно распахиваются пошире, а в голубых глазах загорается маленькая, неяркая, но все же искорка.
– Уверен, мне станет лучше, если ты разденешься. Когда вижу тебя голой, всегда чувствую неимоверный прилив сил, – хитро заявляет парень.
А искорка-то была шальной.
– Очень смешно, даже не надейся, – бурчу я, хотя не могу не признать, что такие вот шуточки ниже пояса меня радуют. Нет, не потому, что мне хочется пофлиртовать с Денисом, а потому, что они являются показателем его жизнеспособности. Раз пошлит, значит, все не так плохо.
– Ну, попробовать-то стоило? – вздыхает он и тут же болезненно морщится.
Я усмехаюсь и качаю головой, а Денис вдруг становится серьезным и неожиданно выдает:
– Рит, спой мне, а, – он смотрит на меня пристально, не моргая, и во взгляде читается настоящая мольба. – Как раньше, помнишь?
– Ты… Ты серьезно? – теряюсь я.
– Да. Пожалуйста.
– И… Что тебе спеть? – все еще пребывая в легком смятении, интересуюсь я.
– Не знаю… Что-нибудь душевное, дарящее надежду, – он отводит взгляд к окну. – Спой про нашу любовь, Рит. Про нас спой.
В его голосе столько грусти, столько тоски по былому, что на мои глаза невольно наворачиваются слезы. Ну вот как ему это удается? Одним коротким предложением вышибает у меня почву из-под ног. Голыми руками срывает мою защитную броню. Одним лишь взглядом обнажает душу.
Опускаю голову, чтобы скрыть внезапно нахлынувшую меланхолию, но Рейман и так уже распознал мое настроение:
– Эй, Рит, ты чего? – осторожно касается своими пальцами моей руки. – Расстроил тебя, да?
– Да нет, все в порядке, – качаю головой. – Только…Только давай без этого, ладно?
Поднимаю на него глаза и встречаюсь с пронзительным взглядом голубых глаз. Боюсь, что он спросит "почему?", и я вынуждена буду объяснять, что мне до сих пор больно вспоминать о нашем прошлом, что старые раны хоть и зарубцевались, но не исчезли, что он своими словами бередит их.
Но он не спрашивает. Понимает все без слов. Молча кивает, изображает вялое подобие улыбки и вновь отворачивается к окну.
– А давай старый добрый русский рок забабахаю? – предлагаю я, стряхивая с себя хандру.
– Давай Земфиру, – Денис кривит рот в ухмылке.
– "Прости меня, моя любовь"? – уточняю я, зная, что он любит эту песню.
– Ага, – кивает парень, демонстрируя готовность слушать.
Петь в больничный палате а капелла кажется мне довольно странным, но чего только не сделаешь для поднятия духа пациента. Прокашлявшись, откидываю за спину волосы и затягиваю песню, которую выучила наизусть, еще будучи подростком. Пою негромко, но с чувством, заменяя длительные гитарные проигрыши незамысловатым "на-на-на".