Рейд Черного жука

- Оглоблина я возьму с собой?

- А?.. а?.. - как бы не слушая, твердит Павлик. - Прямым путем вас проводит Волжин. Спросите Царя. Все знают в поселке... А?.. а?..

Я хочу заставить Павлика ответить мне про Оглоблина.

- Оглоблина мне взять с собой? - вновь повторяю я.

- А?.. а?.. Скажите Волжину, что вы от Александра Ивановича Пешкова... А?.. а?..

Я в третий раз спрашиваю:

- Оглоблина взять мне?

- А?.. а?.. Вы не говорите так громко. Все-таки могут услышать. А?.. а?..

Возвратясь, я застал Оглоблина дома. Люди мои уж собрались у "пункта" и ждут меня. Я отзываю Оглоблина в сторону, говорю ему:

- Собирайся, мы выступаем в Олечье.

- Почему ночью? - спрашивает он.

- Сегодня там ожидают восстание крестьян.

- Крестьян?.. Против кого? - изумленно вскрикивает он.

- Против Советской власти.

- Крестьян?.. Против Советской власти? Уж не Медведев ли такую чушь тебе напел?

Я отвожу его дальше в сторону, почти к дверям. Если он будет сопротивляться, я выведу его в сенцы. А там достану браунинг.

- Меня выслали из округа со специальным назначением усмирить восстание, - говорю я.

- Дико... дико... товарищ Багровский! - восклицает он. - Кулаки - так им хребет перебить. Но присылать отряд? Да в центре за это шкуру спустят с нас со всех. Так ведь поговорить просто... разъяснить. От темноты все это. Кулаки подъеферивают... сволочи, хребет перебить. Ведь разъяснять надо, а ты?..

И так все время приговаривая "сволочи", "шкуру спустить", "от темноты", он быстро оделся, и мы вышли к людям.

Оглоблина я усадил на повозку. Рядом с ним сел Андрей-Фиалка.

Потом мы взяли Царя - Волжина. Он действительно похож на покойного государя. Такая же рыжая бороденка и беспокойная юркость.

Любопытен у этого Царя его постоянный жест вскидывать руку, согнутую в локте, перед тем как что-нибудь произнести. Точно бы он школьник и всякий раз поднимает руку, чтоб ему позволили высказаться.

- Беспрекословнейше повинуюсь, - ответил он мне, когда я объявил ему об аресте.

Жена его плакала, но он остановил ее.

- Пашенька, Пашенька, плакать нам нечего, - заговорил он. Наирешительнейше плакать запрещаю. Не неволься тут без меня. Не неволься, Пашенька. Что где взять, сама знаешь.

Потом он обращается ко мне:

- Товарищ комиссар, позвольте проститься с супругой. Или, может, Советская власть наипаче не разрешает прощаться с супругами?

- Прощайтесь, - говорю я.

- При ваших очах позволяете или можно удалиться в горницу нам с супругой Пашенькой?

- Удалитесь в горницу, - едва сдерживая смех, отвечаю я.

Впоследствии я раскаялся, что позволил ему "удалиться с супругой Пашенькой в горницу". Забрав Волжина, я уехал с половиной отряда. Другая часть под начальством дяди Паши Алаверды осталась "заработать". Я позволил им задержаться только на час. Но прошло уже полтора часа, а людей все не было.

Я взял Артемия и вернулся в поселок. Люди мои уж начисто размели все пожитки Царя. В двух местах они проломили пол, но нигде не нашли что-либо ценное. Видимо, Пашенька успела крепко спрятать.

Тогда они устроили Пашеньке "очередь". Она умерла. Застал ее лежащей на большом сундуке, покрытом ковром из разноцветных тряпочек.

- Начальник, ее пальцем никто не тронул. Перед истинным богом никто, - отрапортовал мне цыган.

Я верю, что никто из них не бил Пашеньку и что она задохлась от непрерывной ласки.

Меня разжигает любопытство. Я спрашиваю цыгана:

- Ну, а ты?

- Ни-ни-ни, начальник. Перед истинным богом - до своей терпеть буду.

Шинель на нем расстегнута. Я нарочно смотрю ему на пояс, он смущен и поспешно задергивает полы и застегивается.

Я командую:

- По коням!

Люди необычайно послушны и исполнительны. Многие оставляют то, что они "заработали" у Волжина.

Волжин ничего не знает о судьбе Пашеньки. Я ему сказал, кто мы. Понятно, он не поверил, но провести нас к местечку Каляш согласился.

- Наипокорнейше повинуюсь всякому приказанию власть имущих, - ответил он. За ним следят дядя Паша Алаверды и Ананий - адская машина.

Мы сворачиваем вправо от олеченской дороги. Я слышу, как на повозке беспокоится Оглоблин.

- Сиди, сиди, тебе говорят, мама-дура, - осаживает его Андрей-Фиалка. Знают, куда ехать.

Но через полчаса Андрей-Фиалка уж дружелюбно философствует с Оглоблиным. Он ему уж рассказал свою теорию "искорененья зла" при помощи сплошных вишневых садов.

Оглоблин смеется:

- А кто же их сажать будет, сады?

- Кто... - мычит Андрей-Фиалка.

- Я спрашиваю, кто?

- Люди, мама-дура, и насадят.

- А как их заставят? - Оглоблин хохочет.

- А кто твои колхозы сажать будет?

- Голова, колхозы сами мужики создают, под руководством нашей партии, а пролетариат машин даст. А вишни?.. А вишни?..

Андрей-Фиалка долго молчит. Потом глухо и сердито спрашивает:

- Вишневые сады, дура-мама, не надо?

Я понял его, тронул лошадь и незаметно подъехал к повозке.

- Вздор... товарищ милый, чепуха, дикость... И кто только у вас политрук?

Андрей хватает его сзади за шею, опрокидывает на повозке и заносит над ним тесак. Оглоблин неподвижен. Его парализовало неожиданностью.

- Андрей! - кричу я.

Андрей-Фиалка прячет нож и гудит:

- Дура-мама, вишневые сады - чепуха?

Оглоблин опомнился и вскрикивает: