Рейд Черного жука

Я ударяю его бамбуком по руке. Артемий падает с лошади, и тут же звучит его бесплодный, но страшный выстрел.

Я говорю цыгану:

- Возьми у него маузер.

Люди мои столпились и чего-то ждут. Гимназист-поэт подъезжает ко мне и тихо говорит:

- Хотите узнать, что я теперь "могу"?

Я кричу Артемию:

- На коня!..

Он покорно встает и лезет в седло.

- Веди на Круменский совхоз, - приказываю я.

Артемий широко крестится и заезжает в голову отряда.

По дороге к совхозу я обнаружил, что нас преследуют еще два отряда.

То обстоятельство, что нас принимают за красноармейцев, помогло мне установить численность противника.

Что мне оставалось? Первое - пробираться ночами, и тогда я буду связан по рукам и ногам, ничего не сделаю, и, кроме того, я не гарантирован от неожиданного нападения. Второе - немедленно направиться к границе и принять бой только по необходимости. Но в этом случае - что меня ждет, когда я вернусь? Воробьев и английский офицер устроят мне торжественный ужин, будут кричать "ура герою" и за ужином отравят меня, как это было в прошлый год с одним полковником, узнавшим слишком много секретного.

Мне остается одно - перейти в наступление. Тем более что моей силы, как видно, большевики недооценивают, не придают большого значения, а быть может, и не верят в "легендарного Черного жука", иначе красноармейцы, "товарищи" Макара, не стали бы так долго возиться в колхозе.

Так я поступлю. Возьму совхоз, и это будет моя "база".

Потом я зажгу его. На зарево явятся мои преследователи, предполагая, что мы его покинули, а я устрою им засаду.

От совхоза нас отделяет овраг. На дне оврага узенький ручей. Мы открыто едем вдоль оврага к мостику. Нас половина, другую часть людей я оставил. Нам видны только крыши построек. На противоположном берегу группа красноармейцев складывает какие-то тюки в скирды. Поют какую-то озорную чепуху.

Они нас заметили, но не придают никакого значения и продолжают петь.

Поравнявшись с ними, я кричу:

- Товарищ Макар где?

Несколько голосов со смехом отвечают:

- Здесь - туточка... Его в шерстобитку запрягли. Подваливай скорей, дошибем. - И запевают:

Тетя Мотя, голова в омете

А задница кли-инушком у ей...

Мы переходим мост и поднимаемся наверх. Совхоз как на ладоньке. Низенькие растянутые постройки. Большей частью новенькие, бревенчатые. Нас приветствует огромная безграмотная надпись:

ЗА КУРЕВО БЛИСЬ ПОСТРОИК

ШТРАФУ ОДИН РУПЬ

Всюду вперемежку с рабочими пестрят красноармейцы.

Что за дикая идея у большевиков? Кого они готовят в армии? Бойца или батрака?

Я знаю только один принцип для солдата каждой армии культурной страны: солдат должен быть максимально разобщен с населением. Иначе как же он будет в случае восстания стрелять в это население, если он, подобно красноармейцам, постоянно общается с населением в трудовых процессах?

Сейчас я докажу большевикам непригодность их "принципа".

Откуда-то вывертывается цыган. Он был в разведке и уж облазил все закоулки.

- Начальник, вон там, у расклепистой башенки, начальник, один-одинешенек часовой.

Четверо красноармейцев тянут огромный моток колючей проволоки и прибивают ее к кольям - огораживают какой-то посев. Я кричу им нарочно громко:

- Где сам товарищ Макар?

- Поезжай туда... Какая часть?

Мы трогаем рысью - и через минуту у цели.

Винтовки и пулемет Кольта стоят под навесом для сепараторов.

Третья часть людей спешивается и привязывает коней: сейчас они рассыплются в цепь. Я останусь с ними. Гимназист-поэт тоже. Отсюда встретим бегущих огнем из томсона и ружейным. Верховые мгновенно оцепят совхоз "внутренним кольцом", если кто прорвется - он наскочит на остальных моих людей, оцепивших совхоз более широким кольцом.

Чтоб не насторожить часового, я снова кричу:

- Где же товарищ Макар? - И шепчу гимназисту: - Сними его тесаком.

Гимназист подходит к часовому. Красноармеец сурово окрикивает:

- Дуда прешь? Службы не знаешь!

Гимназист нерешительно встал.

Нет Андрея-Фиалки, нет...

Я командую конным:

- Рысью аррш!..

Цыган поспешно вкладывает в томсон диск и по-разбойничьи вопит:

- За мной... Окружай!..

Мгновенно все смолкает, слышен только стук копыт.

В часового я пускаю очередь из пулемета. Пулями его пересекло в области живота, и, прежде чем упасть, он переломился.

Гимназист-поэт подбежал к нему и, испуганно вскрикнув, вонзил в него тесак.

Потом встал и победно оглянулся.

Он "испробовал", и теперь у него пойдет.

Тревога. Красноармейцы бегут к винтовкам.

Нам остается только одно - расчетливая и меткая стрельба.

Минут через десять выстрелы прекратились. Все кончено. Совхоз в моих руках. Люди "шуруют барахлишко": Ананий - адская машина степенно, не торопясь осматривает сепараторы, крутит головой и замечает:

- Ка-а-кое устройство... умственное.

Монашек раздобыл где-то толстое зеркало для бритья и глядится в него, задрав бороденку и почесывая ее.

Внезапно из-за угла к группе моих людей подходит красноармеец в длинной кавалерийской шинели.

Шинель не застегнута, на нем нет головного убора.

По полевой сумке и по нашивкам, а еще больше по длинной, странно сшитой шинели я догадываюсь, что это командир.