Лейтенант пополз, перебирая ногами, схватил винтовку погибшего красноармейца, стал стрелять, лежа на спине, упирая приклад в живот. Рвал затвор, переживая ослепительную боль, давил на спусковой крючок. Царил безумный ад, стонали раненые, кто-то бежал, согнув спину, волочил по земле санитарную сумку, а потом споткнулся, покатился в кювет, орошая щебень кровью.
Пули крупного калибра хлестали по вагону. Казалось, штурмовик протаранит его, но у самой земли круто взял вверх, показав грязно-серое брюхо. Самолеты улетели, выполнив свою черную работу.
Лида в этом ужасе не пострадала. Когда Глеб добрел до нее, она сидела в междупутье, совершенно обессилевшая, растирала слезы грязными кулачками. Санитары и медсестры собирали людей, выжившая охрана отцепила горящий вагон. Пламя перекинулось на соседний, но там его сбили брезентом. В сгоревшем вагоне никто не выжил, только несколько человек успели выпрыгнуть, прежде чем он превратился в пылающую западню. Люди пытались туда проникнуть, но каждый раз отступали с горящими пятками. В вагоне истошно кричали умирающие.
Шубин самостоятельно добрался до своей «плацкарты», где и лишился чувств. Санитарный эшелон с потерями все-таки дошел до Вязьмы. Раненых разместили в одной из городских больниц. В этот день лейтенант и дал себе слово, что через неделю выйдет и отправится на фронт.
Вести с полей сражений поступали неутешительные. За сдержанными сводками о боях «с переменным успехом», о массовом героизме советских солдат, успешно сдерживающих наступление фашистов, сквозили отчаяние и безнадега. Между строк читалось: все пропало, немцы идут!
Лида снова приходила к нему, когда выдавалась минутка, сидели рядышком, он держал ее за руку. Долечиться людям не давали. Можешь стоять, способен держать оружие – марш в окопы. Потери на линии фронта были ужасающие, там радовались любому пополнению.
Лечащий врач долго разглядывал пациента в пижаме, вздыхал. Он все прекрасно понимал – видел, сколько усилий прикладывает человек, чтобы выглядеть излечившимся. Потом еще раз сокрушенно вздохнул и проштамповал соответствующую бумагу. Люди требовались как воздух, и в любом случае на фронте долго не жили.
Прощание с Лидой получилось скомканным – она прилипла, как пиявка, умоляла беречь себя (как будто он был против), Шубин бормотал дежурные слова, уверял, что к зиме война закончится, они поженятся и нарожают кучу детишек. А сам украдкой поглядывал на часы – на улице его дожидался побитый шрапнелью «козлик» с такими же «излечившимися» лейтенантами…
На московском направлении было спокойно. 24-я армия обложила Ельнинский выступ, предпринимала вялые попытки его срезать. Восточнее Вязьмы, у Можайска, возводилась линия обороны. Подходили наспех сформированные, едва обученные части – в основном из ополченцев.
Закупорить горловину выступа советские войска не могли. Немцы нарастили мощную артиллерийскую группировку, любые попытки перейти в контрнаступление встречали отпор. Сведений о том, что происходит внутри выступа, у генералов не было.
Зондеркоманды СС зачищали деревни, расположенные вблизи коммуникаций вермахта, работали на возведении военных объектов пленные красноармейцы.
Данные о количественном и качественном составе вражеской группировки имели приблизительный характер. Подразделения 845-го полка вели позиционные бои. Подкреплений не было. Погибших хоронили в окрестных лесах, бывало, что и в братских могилах. Люди гибли при проведении разведки боем, от снайперских пуль, подрывались на минах, которыми было напичкано все обозримое пространство.
– Наслышан о твоих подвигах, лейтенант, – встретил новоприбывшего комполка Рехтин – измотанный бессонницей жилистый мужчина с черным от загара лицом (загорали этим летом не на море). – Слухи разносятся, знаешь ли. И о том, как переправу в Ратниково с горсткой людей отвоевали и держались до подхода наших; и как танковую колонну выявили, которая чуть не отрезала нам Смоленскую дорогу; и как детдомовских с оккупированной территории выводили… Помолчи, что ты так напрягся? Чай, не выговор объявляю. Заботой и лаской не окружим, в полковники гвардейских войск не произведем. Спрашивать буду, как с любого молодого лейтенанта. Принимай взвод полковой разведки – взамен погибшего старшего лейтенанта Ячменева. Слышал про эту грустную историю? Ушли в дальний рейд чуть не до самого Кировска, добыли ценные сведения, но рацию потеряли, данные не донесли. Ждали ребят, чуть ковровую дорожку не расстелили. Немцы в километре от наших минных полей засаду им устроили, всю группу положили. Отправили людей, чтобы вытащить хоть кого-то, принесли Ячменева и еще одного бойца. А толку? Ни слова не сказали, скончались на операционном столе, не приходя в сознание. Жалко, конечно. И людей жалко, и то, что ценные сведения с собой в могилу унесли… Во взводе шесть человек осталось и сержант Белый. Наберешь людей, доложишь капитану Муромцеву – это помощник начальника штаба по разведке. С ним и работай, он владеет всей оперативной обстановкой…