Рейдер

Современная примета: если очень ждешь звонка — ляг в ванну, напусти ароматной пены и закрой глаза. Телефонная трель раздастся, стоит только начать расслабляться. Что это: закон подлости, карма или рок? Слушая звонкую мелодию своего телефона, Марина склонялась к версии, что все же подлость.

Три дня после презентации яхты все ее время от пробуждения до сна больше походило на подленький спектакль в театре абсурда. У постановки даже был сценарист — Аарон.

При мысли о нем Марина зажала пальцами нос и с головой опустилась под воду. Отчаянно хотелось раздобыть где-нибудь волшебный ластик, которым можно стереть время. От фрахтовки яхты до возвращения в машину она удалила бы все секунды. Чтобы не помнить и не думать. Полчаса с Бергом на заднем сиденье стерла бы тоже. Место над коленом, где всю дорогу по-хозяйски покоилась его ладонь, зудело до сих пор, стоило лишь вспомнить. Будто пометил! Какая блажь на нее нашла на презентации? Целоваться с Бергом…

Всплыв на поверхность, Марина набрала полную грудь воздуха и вновь опустилась под пенную шапку.

Докатилась — любительский дайвинг в домашних условиях. Пускать в воде воздушные пузыри было так же гениально, как целоваться с Аароном.

Еще немного, и можно будет вызывать санитаров по свою душу. Отец и его начальник СБ «порадуются» записи в медкарте: «Помутнение рассудка на фоне разбушевавшегося либидо». Вряд ли передозировку кислородом и адреналин врачи сочтут достаточной причиной для случившегося на яхте.

Алкогольное опьянение или принуждение тоже не подходили. К своему сожалению, Марина слишком хорошо помнила ощущения, которые испытала. Этот чертов стратег дал-таки ей сделать первый шаг. Он не давил, не торопил, не настаивал. Можно было обманывать себя сколько угодно, но она наслаждалась поцелуем не меньше, чем сам Аарон.

После рейса, о котором можно лишь мечтать, на палубе яхты, попасть на которую и не надеялась — идеальное соблазнение. Симфония обольщения от маэстро. Вот бы еще Берг был тем мужчиной, с которым безопасно было играть в амурные игры.

Хорошо, что хоть после возвращения домой сам Аарон вел себя как обычно. С его стороны не было ни попыток повторить опыт, ни заигрывания, ни шуток. Этот невыносимый, самодовольный нахал вел себя так, словно ничего не было. Вообще! Неслыханное милосердие. Если бы он вдобавок исчез куда-нибудь, чтобы ни запаха, ни голоса, ни постоянного присутствия рядом…

Три дня поедания ее взглядом стали настоящей пыткой. Двадцать четыре часа в сутки под одной крышей. Завтраки, перетекающие в обеды, кинофильмы с проектора, паузы в словах — такая санаторная жизнь расшатывала психику сильнее, чем аврал на работе. В ранее уютной квартире стало некомфортно и тесно. Какая досада, что они уже успели выяснить планы всех акционеров.

Воздух закончился, и пришлось снова всплыть. Марина смахнула с лица пену, посмотрела на свое отражение в зеркале на противоположной стене. Глаза блестели.

— Марина, — послышался стук в дверь, — обед уже остыл. Жабры твою шею не украсят, так что выныривай скорее.

Сеанс релаксации закончился внезапно. Что и требовалось доказать — заботливый хозяин и полчаса не мог провести без своей гостьи. Некого было препарировать взглядом, никто не спасал от скуки. Чувствуя себя лабораторной мышью, попавшей в руки к чокнутому профессору, Марина чуть не застонала от отчаяния.

Часть 2.

Аарон немного лукавил, говоря, что ужин остыл. Его даже греть пока необходимости не было, но длительные водные процедуры Марины уж слишком смахивали на уход в себя. С недавних пор эту женскую рефлексию он почему-то стал недолюбливать. Что хорошо монаху у подножья Кайласа, то зло для умной женщины в мужской квартире.

Рогозина могла врать кому угодно. Виртуозное владение искусством лжи она, скорее всего, унаследовала от отца, как чувство ветра и острый ум. В этом между ней и Львом была лишь одна разница: папенька в совершенстве умел водить за нос других, а дочь профессионально врала самой себе. Холодная бизнес-леди Марина Львовна — тогда он, Аарон, Папа Римский или святой со сверкающим как мигалка на полицейской машине нимбом.

То ли ее предыдущие ухажеры не утруждали себя особой обходительностью, то ли привычка контролировать эмоции вросла в голову с корнями, но даже крошечная доля удовольствия вызывала у нее странную аллергию. Какой бы сложной и умной ни была Марина, но ее, как и более примитивных представительниц ее пола, одинаково разрывало на части от неопределенности. Систему сбоило от противоречивых команд: возбуждать — остужать, восхищаться — опасаться.

Если бы не собрание и повышенное состояние опасности, Аарон быстро поставил бы точку на плохом настроении и обострении раздражительности своей гостьи. Избавиться от видеокамер, сбросить покрывало с кровати — и можно было бы начать терапию.