Рейдер

– Нет, Александр Иванович, они вовсе не придурки. Это вполне циничные дельцы, и, будьте уверены, они все просчитали… даже то, кому продать НИИ с максимальной прибылью для себя. И выгнать их будет ох как непросто!

Ревизор

Первым делом Петр Петрович, пустив перед собой Колесова, сходил к блокированной «клещами» спецчасти.

– Ну что, орлы? – поинтересовался Колесов.

– Стреляет, гад, – устало отозвался старший звена. – Даже порога не переступить.

Спирский многозначительно посмотрел на нового начальника охраны НИИ.

– Выкурим, – уверенно пообещал Колесов. – Воды у него уже нет, а к утру еще и похмелье наступит. Мать родную за стакан воды продаст.

– Смотри, Колесов, – покачал головой Спирский, – если к понедельнику бумаги из спецчасти не достанешь, плакали твои премиальные.

Колесов угрюмо кивнул, а Петр Петрович развернулся и двинулся назад, в бухгалтерию. После того, как он наладил отношения с понимающими людьми, его доходы существенно повысились, и первым удачным опытом был один из маленьких лакокрасочных заводов. Некогда безвестный «почтоящик», а ныне рассекреченное и даже приватизированное предприятие, этот заводик имел массу совершенно неизвестных на Западе технологических секретов, и продать их удалось за очень даже неплохие деньги.

«А Ной уже напоминает…» – с неохотой подумал Спирский о своем главном заказчике технологических «ноу-хау».

Здесь, на «Микроточмаше», коммерчески любопытной информации было еще больше, чем на том лакокрасочном заводе. И, прежде чем перепродать НИИ заказчику рейда, Петр Петрович намеревался без лишнего шума «снять» эти мало кому известные «сливки». Вот только пока доступ к самым сладким документам был намертво перекрыт пьяным и, похоже, не вполне психически нормальным особистом.

Спирский знал, что добьется своего – раньше или позже. Он стал добиваться своего, как только перестал мечтать. А перестал он мечтать, когда понял главное: Краснов – его настоящий отец – не признает его никогда.

Понимание этого факта пришло к нему, когда вдруг приоткрылась завеса над прошлым семьи. Это была «темная история» из «темных времен», и главное, что сумел подслушать Петя из разговоров бабушки и прабабушки: и дед, и прадед когда-то кем-то были «взяты», куда-то «увезены» и где-то «сгинули». А бабушка и прабабушка, спасая себя от похожей судьбы, подписали какие-то бумаги о том, что знать своих мужей больше не хотят. Петя попытался узнать чуть больше, и женщины мгновенно замкнулись, а когда он спросил об этом у дяди Лени, тот просто испугался.

Лишь спустя много лет Петя узнает, что родство с репрессированным никогда не приветствовалось в судейской касте – даже в мягкие хрущевские времена. Вероятно, из профессиональной осторожности. А тогда он понял основное: правды не дождаться – даже от своих.

Петя не сразу сообразил, что это означает, а когда все-таки сообразил, все пошло, как по маслу. Свобода от правды оказалась штукой, на удивление, удобной – не только для взрослых, но и для него, особенно в положении единственного мужчины в семье. И все началось достаточно простым экспериментом – почти наудачу.

В день материнской получки и бабкиных пенсий он обошел семью, рассказывая каждой из женщин свою историю о каком-то малообеспеченном однокласснике, которому он очень хотел бы помочь. Разумеется, Петя понимал, сколь некрасиво кичиться своим благородством, а потому просил сохранить его обращение за субсидией в тайне. И дело пошло.

Каждый месяц он придумывал новые и все более слезливые истории об умерших и тяжело больных родственниках Веры Ивановой, о новом отчиме Сережи Кузнецова и братике-инвалиде Илюши Фролова. И мама, бабушка и прабабушка вытирали мокрые глаза, чмокали заботливого сыночка-внучка в щеку и выдавали по рублю. Когда же Петеньку посетило вдохновение и он создал проникновенную балладу о неизлечимом заболевании первоклассника Яши, который обречен в скором времени ослепнуть и никогда не увидеть цирк, зоопарк и уголок Дурова, он заполучил в фонд несуществующего первоклассника Яши целых двенадцать рублей.

Да, это не было похоже на рыцарское поведение, но с той секунды, когда Петя увидел в глазах главного и единственного рыцаря своей жизни дяди Лени Краснова страх, кое-что изменилось. Он уже не верил столь безоглядно в силу рыцарства.

* * *

Первым делом, едва на востоке занялась заря, Павлов направил машину к НИИ и тут же увидел, что в четырех окнах горит свет.

– У меня же там все ведомости на зарплату! – забеспокоился Батраков. – Что им там надо?

– Документы сортируют, – сухо пояснил Артем. – Что-то уничтожают, что-то фабрикуют заново, в общем, готовят предприятие к юридически чистой продаже.

Батраков шумно глотнул.

– И поскольку новый владелец ни в чем не замешан, – вывернул руль Артем, – он будет относиться к категории «добросовестный покупатель».

– И… что? – широко открыл глаза Батраков.