Рейдеры

– Около семи сотен лучников и легкой пехоты, и тысяча двести – тысяча триста латников. Лучников многовато отравилось. Противогазов не хватило, поэтому их из очага поражения вытащили мало. Кто там упал – уже не поднялись. А те, кто из зоны поражения смог выбежать, – всех взяли.

– Итого – примерно две тысячи. Плюс-минус.

– Сергей Владимирович, о количестве можно будет говорить только после полиграфа. Я замечу – это не нурманы, не варяги. Это солдаты империи. Православной империи. Это их идеология на сегодняшний момент. И наверняка не все согласятся служить варварам и язычникам, как они нас называют. В этом отличие их от тех же нурманов, варягов, степняков и вообще местных. Клясться в верности на кресте бессмысленно – мы не православное княжество, своих священников у нас нет, а клятва язычникам силы для них не имеет. Так что копать придется глубоко, и займет это не день и даже не неделю. Ума не приложу – куда девать тех, кто нам не подойдет?

– Ну, Леон же служит! Вон как помог. И я думаю, еще поможет.

– Он бывший раб. Он тебе и княжеству жизнью за свободу обязан.

– А вот, кстати, и он!

Фомичев кивнул на подходивших к нему и ближникам Леона, его десятника и пленного, который совершенно свободно шел вместе с ними. Десятника Фомичев запомнил, потому как рослый он был, заметный. И лицо – как бы вырубленное в несколько небрежных ударов. Такой брутальный мужик, нравящийся женщинам, инстинктивно чурающихся красавцев-ловеласов. Даже запомнил, что десятник – бывший борец – вольник.

– Ну, спасибо, Леон! – Фомичев протянул руку и пожал руку Леона. – Выручил ты нас! И информацией по войску, и обращением к солдатам на их языке. Подскажи, чем тебя наградить?

Фомичев с интересом рассматривал грека. «А вот и отличие цивилизаций! Нурманн, варяг да даже кривич или литвин из воинского сословия в такой ситуации смотрит прямо, с вызовом, как бы говоря: ”Я признаю, что ты вождь, но и я не пальцем деланный. И только богам известно, кем мы станем в будущем!” А этот вроде и не раболепствует, но всем видом показывает, что власть господина над ним – не обсуждается. Тысячелетний отбор!»

– Я солдат, князь! Сражаться – моя профессия. И хорошо, когда сражения заканчиваются победами. Славными победами! Ну…

– Считаешь не совсем честным то, что мы сделали?

– Возможно. Но понимаю, что, если бы не твоя хитрость – крови сегодня пролилось бы гораздо больше.

– Хорошо, что понимаешь! Итак! Чем я могу тебя отблагодарить?

– Князь, не сочти за нескромность – у меня две просьбы. Первая – ты обещал возможность взять одного слугу для помощи. Позволь мне взять вот его. – И Леон указал на ромейского пленника.

– Знаешь его?

– Да! Он был моим слугой, когда я служил в армии Восточной Римской империи.

– Хорошо! Будь по-твоему. И вторая?

Леон замялся. И тогда вперед выступил его десятник.

– Сергей Владимирович! Тут такое дело. Вот он, – десятник указал на ромея, – в Хамлидже встретил дочь Леона. Вся его семья сейчас находится в Хамлидже. Они рабы. Проданы за долги. Леон хотел обратиться к вам с просьбой разрешить ему пойти в поход в Хамлидж и освободить своих. С этим он пришел ко мне. Мы с парнями посовещались и решили: не дело это, идти Леону одному. Понимаем, там наши бойцы будут и наверняка они бы ему помогли. Но все же у них чуть другие задачи. А мы бы помогли Леону. Он ведь свой! Как не помочь своему? Разрешите всему десятку сходить в Хамлидж.

Фомичев оглянулся на своих замов.

– Есть возражения? Проживем мы несколько недель без десятка рыцарей?

– Возражений нет, – подвел итог общему молчанию Васильев. – Но сначала мы поработаем с этим товарищем. Как, Леон, его зовут?

– Досифей.

Глава 17