Рейдовый батальон

– Ну, это ваше личное мнение. И ваши проблемы… Приступим к совещанию.

Все сочувственно улыбались и подмигивали. Ну, и понеслось дальше. Бред, маразм. Опять исправлять, переделывать, восстанавливать, заводить. Готовить докладчиков к конференции. Мне, к счастью, выступающего не доверили. Доверили подготовить умного сержанта с задачей менять стакан со свежим чаем на трибуне. Подстричь, одеть в новое обмундирование, чтобы «с умным, нормальным лицом, русский, коммунист».

– А у меня русского нет, есть хохол.

– Есть разница? – живо осведомился Золотарев. – Как вы понимаете, я имею в виду славянское лицо.

– Для этого сержанта есть разница. Он с Западной Украины. Он в полку никого, кроме себя, хохлом не считает, даже секретаря парткома.

– Да ну! – воскликнул майор Цехмиструк. – А я думал, хохлее меня нет. А на второе место ставил Мелещенко. Надо с твоим сержантом познакомиться поближе.

– Нет-нет! На первом – комбат, вы – второй, я – третий, – живо откликнулся Микола и заулыбался.

– Мелещенко! Ты, Микола, все время такой сытый и счастливый, явно где-то сало достаешь и каждый день употребляешь, – продолжал Цехмиструк.

– Нет, товарищ майор, он на кильку перешел, это новый вид наркотика, – прыснул Мелентий.

– Все! Прекратили базар! За работу, марш по подразделениям, – рявкнул замполит полка и закончил совещание.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи, Мелентий Александрович, – заинтересовался Цехмиструк, выходя из кабинета и обнимая Мелентия за плечо.

– Да! Тут такая смешная история. Рота ушла на стрельбище, а Микола остался в роте стенгазету выпускать. Выпускал-выпускал, устал, проголодался. Взял банку килек у старшины-землячка, открыл, идет по коридору и вилочкой рыбку накалывает. А тут, на беду, комбат зашел. В роте никого, дневальный туалет моет, а Микола с баночкой. Команду «смирно» никто не подал. В казарме тишина, тут они нос к носу и столкнулись.

Подорожник подходит к Николаю, а на того столбняк напал.

– Что делаем?

– Кильку ем, – отвечает Колян.

– Ах, килечку! Рота на стрельбах, а он килечку трескает! Килечник! Килькоед!

Ну и понеслось. Старшина через окно сбежал, услышав шум, а в каптерке на столе еще банка кильки открытая стоит, комбат, как увидел, сильнее взвился. В общем, вечером на совещании в батальоне «гвоздем программы» были Микола и две банки кильки. Мол, нормальные хохлы едят сало, а этот килечек жрет. А Николай возьми да и брякни, что сало в полку нет, а килька есть. Комбат в бешенстве как заорет:

– Килька – заменитель сала?!!!

Кильку и Кольку обсуждали минут пятнадцать. Он сразу несколько прозвищ получил: Килечник, Килькоед, Колька-килька. На любой вкус. Николай стоял чуть в стороне и слушал рассказ, зеленея от злости.

– Ну-ну, насмехайтесь, издевайтесь, злорадствуйте! Пошли вы все к черту, еще друзья-товарищи называются. – И, развернувшись, он зашагал в роту. Вокруг все прыснули от смеха.

– Зря хорошего хлопца обидели, – вздохнул Цехмиструк.

– Ничего, переживет, жлобина, – рубанул Мелентий. – К этому хорошему хлопцу, главное, спиной не поворачиваться.

Утром началось действо, ради которого весь полк стоял на ушах три недели. Партийный форум.

Я представил замполиту полка для осмотра Степана Томилина.

– Хорошо. Только почему без наград? – поинтересовался Золотарев.

– А у мэнэ, их нет.

– К наградам представлен?

– Так точно, к двум медалям.

– Вот и отлично, товарищ лейтенант, возьмите в роте чью-нибудь медаль, и пусть выходит с наградой. Так представительнее.

Нас обоих отправили за кулисы. На сцене восседал президиум во главе с адмиралом и командармом. У края сцены за занавесом стоял инструктор дивизии по культмассовой работе («балалаечник») и давал отмашку на замену чая.

Степан брал нервно трясущейся рукой стакан и двигался к трибуне на цыпочках с напряженным каменным лицом, движения – как у робота. В первый выход в зале раздалось несколько смешков, во второй выход количество смеющихся увеличилось, в третий их стало еще больше. Зал ждал выхода Степана. Замполит полка сообразил: что-то происходит не так и выскочил к нам.

– Ты что творишь? С какой рожей ходишь по сцене? У тебя вид, как будто сейчас лопнешь от напряжения, двигаешься, как ходячий памятник. Зал смеется. Спокойно, расслабься, улыбнись. Понял?

– Поняв, – обреченно вымолвил Томилин.

В четвертый раз он, выйдя на сцену, напряженно оскалился залу в вымученной улыбке. В клубе многие откровенно заржали. Начальник политотдела раздраженно замахал руками на Степана. Даже адмирал в президиуме проснулся, а Золотарев выскочил из зала и зашипел на нас:

– Марш отсюда! Чтоб я больше этого идиота не видел! Шуты гороховые! Уничтожу! Обоих.

Карьера выносильщика чая для Степана закончилась. Мы вылетели из клуба. Я ругался и одновременно дико смеялся. Томилин матерился и громко возмущался. Только отошли от клуба, как раздался громкий взрыв, затем второй, и от КПП поднялся столб дыма. Дежурный по полку выбежал из штаба и влетел в клуб. Оттуда выскочили командир полка, начальник штаба и помчались к въезду в полк, мы побежали следом. Из санчасти выехал УАЗик с медиками.

Произошло следующее.