Рейды разведчиков Иутина

Кулик угомонился, часовой успокоился. Но стоило двинуться дальше, как проклятая пичужка снова начала вопить. Птаха держала разведчиков в плену. Опять замерли. Потом опять проползли немного и слова вынуждены были притаиться. Проклятый кулик! Попадись он только в руки!

Тут еще стали попадаться мины. Бойцы огибали их и едва уловимыми движениями продвигались вперед. Но вот и проливчик. Иутин взглянул на часы и не поверил глазам: полтора километра они ползли 12 часов!

Было раннее утро. Из землянки стали выходить заспанные «отощайнены». Один, два... опять один. Этого мало. Иутинцы лежали в полусотне метров от финнов и выжидали лучшей минуты.

В это утро у комаров, населяющих безымянное болото, был пир: поедали разведчиков Иутина. Чем выше подымалось солнце, тем больше их становилось, тем яростнее они жалили. Разведчики не имели возможности даже от них отмахнуться. А финны все еще ходили по одному: один выйдет, потом другой, а первый скроется.

Наконец, счастье разведчикам улыбнулось. К противоположному берегу причалила лодка. Из землянки вышел финн, видимо, какой-то начальник, потому что вслед за ним высыпало еще человек тринадцать. За плечами у финна был мешок. Он всем жал руки. Должно быть прощался. Его, вероятно, провожали в отпуск или еще куда-либо. Подходящий повод для салюта залпом.

Финн спустился к берегу, влез в лодку. Один из разведчиков поднял винтовку. Белофинский начальник стоял в лодке во весь рост и махал рукой. Иутинцы выстрелили почти одновременно, каждый по своей цели. На дистанции в 30 метров промахнуться трудно. Главарь сковырнулся в воду. Лодочник свалился на дно лодки. Вся живописная группа провожающих полегла на месте. Тринадцать гитлеровцев заплатили своей кровью за кровь двух советских бойцов.

Едва иутинцы рванулись назад по кустарнику, как пулеметные очереди стали его прошивать. Разведчики метнулись влево и, на бегу переступая мины, помчались в открытую по болоту.

Финны искали их отчаянно. На всех возможных путях движения сидели засады, финны не нашли их. Сейчас не время рассказывать, как ушел Иутин, ибо полковник К., надо полагать, и по сей день не знает, где их надо было искать.

7. «НОДЬЯ»

Великое дело шутка. Бывает, бродят разведчики под осенними дождями, насквозь промокшие, бродят по мокрой земле, вконец усталые, а сядут к костру, — и усталость улетает, и сумрачные суровые лица светлеют, и шутки сверкают, как искры. Великое дело шутка. Она бытует там, где люди бодры и веселы, несмотря ни на какие лишения, где люди не теряют присутствия духа, несмотря ни на какие опасности, переживания и усталость. Вот почему люди крепкие, волевые так любят и ценят шутку. Часто шутка для них — это разрядка после напряжения.

Никакие тяжелые переходы не гасили у иутинцев веселья на привале.

Славная штука «нодья». Разведчики перепробовали все виды костров, но лучше «нодьи» не нашли. Зимой и летом она прекрасна. Огня не видно, тем более, что по бокам косыми стенками стоят плащ-палатки. Дыма мало, горит долго, греет жарко. А устроить просто: одно толстое бревно положить поперек другого и поджечь в середине.

В каком бы трудном положении ни находился отряд, как бы близко ни был враг, у разведчиков на отдыхе не принято о нем вспоминать. Говорят о чем угодно, только не о финнах. Мечты о встрече с близкими, смешные истории, медицинские способности «доктора» Процай, очень бойкого и веселого парня, смелого разведчика и ловкого санитара по совместительству, — всем этим полны сладкие часы у костра. Вот некогда трактористы, потом танкисты, а ныне разведчики Усенко и Култышев опять затеяли свой нескончаемый академический «тракторный» спор. Вот снова вспомнили, как Митрофанов, завидев в небе самолеты, отчаянно уверял всех, что это «харрикейны», до тех пор, пока ему не пришлось плюхнуться в болото, спасаясь от пуль «Мессершмиттов». Все обошлось благополучно, но Митрофанов с тех пор так и остался «харрикейном» или, ласковее, «харриком».

Несколько ребят опять взялись за Севрюкова. Он после разведки поедет в отпуск и ему рисуют мрачные перспективы.

— Подойдешь к ней, а она тебе скомандует: «смирно!»

Маслов с серьезным лицом спрашивает:

— А как, если целоваться, надо говорить: «разрешите обратиться», или можно так?

Чернышев дружески советует:

— Что сделаешь, так не забудь доложить: выполнено, мол, ваше приказание. А то взысканий не оберешься.

Дело в том, что жена у Севрюкова сержант, а он — ефрейтор. Но парень не унывает. Он нашел выход из положения. Он уже написал жене: «Ты хоть и сержант, но я-то не простой ефрейтор, а фронтовой.»

Разведчики во время марша отдыхают редко и скупо. Зато, когда операция еще не начата, или когда она завершена, они лакомятся отдыхом по 10-12 часов. Всякий из них предпочитает отдохнуть один раз как следует, чем несколько раз понемногу.

Поэтому марши их стремительны.