Рэйки Риохо

Это была борьба. Она разгоралась тем сильнее, чем больше было возможности потерять то, что я защищал. Я не мог заснуть, если лежал в постели с матерью. Я засыпал тогда, когда был в постели один. Причем засыпал только в полной темноте. Даже свет лампадки меня раздражал. Мою кроватку завешивали одеялами.

Припоминая эти странности, мать говорила, что все это, вероятно, возникло из-за нее. Когда она меня кормила грудью, она однажды испытала необыкновенный страх, необыкновенное волнение, тревогу. Быть может, эти чувства, говорила мать, «я всосал с ее молоком».

Летом были ужасные грозы. Эти грозы, говорила она, были почти каждый день. И вот однажды разразилась сильнейшая гроза. Молния ударила во двор нашей дачи. Была убита корова. Загорелся сарай. Ужасный гром потряс всю нашу дачу. Это совпало с тем моментом, когда мать начала кормить меня грудью. Удар грома был так силен и неожидан, что мать, потеряв на минуту сознание, выпустила меня из рук. Я упал на постель. Но упал неловко. Повредил руку. Мать тотчас пришла в себя. Но всю ночь она не могла меня успокоить.

Можно представить новое переживание несчастного малыша. Удар грома произошел, быть может, в тот момент, когда ребенок взял сосок в свои губы. Вероятно, не без опаски ребенок прикоснулся к груди – и вдруг адский удар, падение, бесчувственное тело матери. Какое новое доказательство опасности груди! Что такое гром, гроза – это было непонятно младенцу. Ведь он впервые знакомился с миром, впервые сталкивался с вещами. Этот гром мог произойти оттого, что губы прикоснулись к груди. Кто докажет ему противное?

Мать говорила, что все лето продолжались грозы. Стало быть, удары грома могли несколько раз совпадать с моментом кормления младенца. Стало быть, условный рефлекс мог без труда утвердиться в чувствительной психике младенца, в той психике, которая уже была подготовлена к новым бедам от руки и груди».

Вот почему я так настойчиво искала эту книгу. А когда нашла, то в ней оказался ещё и подарок в виде психологического комментария, попавшего в резонанс с моим внутренним убеждением. Но пусть говорит сам А.А. Пузырей:

«Мы должны поставить вопрос со всей возможной прямотой и честностью: действительно ли тот путь самопознания, который предлагает психоанализ, дает, способен дать истинное и полное исцеление человека?

Разве не случается это? Разве не таковы описанные Зощенко случаи, его собственный случай? Здесь мы должны дать вполне определенный отрицательный ответ. Как показывают материалы биографии писателя, в частности, представленные в архивных публикациях последних лет, самоанализ Зощенко, выполненный им в 20-е годы и представленный в повести «Перед восходом солнца», не дал ему полного исцеления. Ни полного, ни окончательного. Болезнь возвращалась. В особенно тяжелой, почти критической форме в последние годы его жизни.