– Мне 18 лет. Брат смотрит на меня с интересом, потому что я красивая, много знаю, занимаюсь траволечением, много умею: шить, готовить – вообще, у меня все в руках ладится. Ребята приходят в дом, на меня заглядываются. А брат словно в первый раз увидел во мне человека, ревнует.
Мне тесно в доме, где только комната и кухня. Я хочу вырваться на простор, хочу в лес, хочу петь, голос у меня звучный.
У меня такое ощущение, что брат не дает мне развернуться. Но я и его понимаю: ему тяжело с женой, скучно, он стал пить вино. Иногда зовет меня: «Посиди со мной».
Я его люблю и жалею, прошу его, чтобы послал меня на обучение, – хочу быть акушеркой. Сначала он плакал, потом приставал ко мне, гладил грудь, волосы… а я его не понимаю, не знаю этих отношений. Но он так и не сделал решительного шага.
Я еду к бабушке-повитухе в другую деревню, учусь у нее людей лечить, собираю с ней травы, учу заговоры, принимаю роды. Я молчунья. Живу одна. Бабушка умерла, я переняла от нее все секреты врачевания.
Теперь я старше, мне 30 лет. Ко мне приходят лечиться отовсюду.
Утром опять за работу. Приезжает брат, как всегда какой-то грязный, измученный. У него теперь большой каменный двухэтажный дом, есть прислуга, но он ничему не рад, словно чего-то важного не сделал, скучно ему. Когда я начинаю с ним говорить о другом мире, о том, что надо жить любовью и помогать людям, он плакать начинает, а потом сильно пьет.
Я старше. И он совсем старый, говорит, что любит меня и что я не его родная сестра. Когда-то мимо проезжали какие-то гонимые люди, переселялись в другое место, спасаясь от преследователей, и родители выбросили меня из повозки, чтобы я не погибла, а сами умерли.
…Я уже старая, устроила приют для брошенных детей. У меня много помощников. Сил уже нет, я только руковожу, отдаю распоряжения. Брат умер, я часто хожу на его могилу и очень его люблю.
Утром сижу на крылечке. Поют птицы, шелестят деревья, травы, разнося ароматы. Я говорю всему: «Прощайте» – и мне так хорошо… я знаю, что умираю, но мне легко.
Лечу… Я на ладони Архангела Михаила, он очень большой, я держу его за палец. Мне так хорошо, легко. Я знаю, что могу попросить его о чем угодно. Говорю: «Исцели мои отношения с братом. Я хочу, чтобы он научился любить, стал добрым и ничего не боялся». Я услышала ответ: «Ничего не бойся, ты белая пушинка, Я дал тебе энергию, когда сотворялась твоя душа. Лети». Я оказалась на качелях, спускаюсь на землю, нахожу брата. Он молодой, очень рад мне. Я говорю ему все, что хотела сказать. Он отвечает: «Я буду другим, постараюсь». Я прошу у него прощения и прощаюсь. А он говорит: «Мы встретимся еще, мне это надо». (Но нам-то это не надо, мы должны развязать этот кармический узел!) Брат падает на колени, плачет, просит, чтобы я не уходила. Я говорю ему: «Ищи опору в себе». Он замкнулся, больше не хочет разговаривать, я говорю: «Прощай» – и улетаю искать своих родителей.
Вижу: беженцы, повозки с людьми, их кто-то преследует. Мама-певунья, сочиняет музыку, мне 5–6 лет. Все боятся за детей, меня бросают.
Вижу родителей старыми, они выжили, воспитали двоих чужих детей. Дом – высокие срубы, люди набожные. Узнаю в матери свою сегодняшнюю маму, она тоже певунья была. Прощаю родителей и прошу у них прощения, их лица молодеют, заливаются слезами, потом улыбаются, машут ласково мне вслед, я прощаюсь с ними, улетаю.
– А брат? Он тебя не держит?
– Нет.
– Скажи ему: «Иди с Богом своей дорогой, я желаю тебе добра, да поможет тебе Господь».
Его облик растаял как туман.
…У меня нет формы. Я просто радость, покой, сознание. Там, где я нахожусь, много таких. Они созревают и уходят куда-то за светящийся диск.
Это место обучения. С нами наставники. Я учу детей, подростков понимать, что такое любовь, я должна заражать их этим вирусом любви.
Двое моих наставников идут рядом (не идут, конечно, но я просто так это осознаю), и мы разговариваем о том, что мне удалось сделать в жизни. Таких, как я, много. Мы все просматриваем разные ситуации на экране: что получилось из того, что было задумано. Каждый из нас входит в этот экран, выходит оттуда и говорит, что он почувствовал.