Рэймидж и барабанный бой

В приемной высохший маленький человечек, древний парик которого в течение долгих лет служил кормушкой для моли, встал и осторожно спросил о цели о посещении молодого лейтенанта. Целая жизнь, проведенная на службе, очевидно, научила его ничто не считать само собой разумеющимся: изящно одетый джентльмен с томным голосом и при тросточке с золотым набладашником мог потребовать аудиенции с губернатором только для того, чтобы всучить ему поддельный аккредитив, в то время как другой мог оказаться долгожданным кузеном губернатора. На лице бедняги был написан его проверенный опытом девиз: Нельзя Быть Слишком Осторожным.

Рэймидж неохотно назвал свое имя и, объясняя, что привело его сюда, подчеркнул, что это не имеет большого значения, так как он по сути просто посыльный. Старик продолжал кивать, как голубь, подбирающий только что насыпанное зерно, потом указал Рэймиджу на стул и поспешно ушел вдаль по очевидно бесконечному коридору. Рэймидж сознательно позволил мыслям бесцельно блуждать, чтобы ослабить напряжение. Почему резиденцию губернатора называют Конвент, что по-английски означает «женский монастырь»? Он всегда хотел спросить у кого-нибудь. Часовня по соседству первоначально принадлежала францисканскому мужскому монастырю… В испанском языке словом «монастырь» обычно называют религиозное заведение, обитатели которого никогда не покидают его, в то время как те, кто может свободно путешествовать — как францисканцы, — жили в «конвентах». Сколько губернаторских гостей надоедало ему за обедом банальным шутками о монахинях и…

Маленький человечек звал его из дальнего конца коридора с выражением, которое у него, наверное, выражало крайнее нетерпение, и Рэймидж едва удержался, чтобы не вскочить, как нетерпеливый школьник. Вместо этого он поднялся с тщательно отработанной медлительностью, состроил недовольное выражение лица, от которого, он знал, мускулы щеки будут ныть нескольких минут, и пошел по коридору: шляпа прижата левым локтем, рука на эфесе шпаги. Цок-цок-цок — он шагал, надеясь, что резкие удары каблуков задушат глупый смех, который зарождался в области адамова яблока.

С момента, когда Специальный уполномоченный сказал ему, Рэймидж сознательно отгонял прочь эту картину; шагая по переулку Конвента, он вынуждал себя думать о чем-то другом. Даже ожидая на стуле в приемной, он размышлял о монастырях. А теперь… Маленький человек, несущийся впереди, останавливался через каждые несколько шагов и оглядывался, дабы удостовериться, что лейтенант идет за ним, словно тот от страха мог сбежать в боковую дверь. Рэймидж хотел добродушно ободрить его, но вместо этого скорчил еще более злобную гримасу и прорычал:

— Идите, черт побери, чуть помедленнее, у меня только две ноги.

— О, конечно, конечно, сэр, я очень сожалею, — сочувственно сказал маленький человечек, как будто третьей ноги Рэймидж лишился в сражении.

Двумя этажами выше коридор был поуже, двери расположены теснее, значит, и комнаты меньше — он предположил, что они теперь в приватной части резиденции. Маленький человек сделал паузу у двери, постучал и, прежде чем Рэймидж мог остановить его, вошел в комнату и объявил нейтральным голосом, который показывал, что он не потрудился упоминать имя ранее:

— Лейтенант Рэймидж.

После мрачных коридоров комната была почти ослепительно ярко освещена, и на мгновение Рэймидж зажмурился, пока дверь осторожно закрылась за ним.

— Ты похож на сову, которую только что разбудили, — сказала она, подошла и бросилась в его объятия. Шляпа упала, ножны опустились с лязгом, и они вцепились друг в друга с отчаянием разлученных влюбленных или утопающих.

Казалось, прошло несколько часов — часов, в течение которых он хотел сорвать одежду, разделяющую их тела: несколько часов бесконечных поцелуев — ее глаза, губы, брови; несколько часов после того, как он тайком утер слезы со своих глаз и открыто — с ее; несколько часов после того, как отступили волны головокружения и он смог слышать ее шепот:

— Мой драгоценный! Я думала, что ты мертв — и затем этот глупый человек… — Она всхлипнула, но больше не было ни слез, ни печали, один только вопрос, почти невозможность поверить. — …Какой-то глупый человек говорит мне, что пришел флотский офицер, чтобы видеть меня, и у меня…

— У тебя что?

— У меня было ужасное предчувствие, что он собирается сказать мне, будто они узнали, что ты погиб.

— И когда ты увидела, что это я, все, что ты могла сказать, что я похож на сову!

— Сову?

Он отодвинул ее и держал на расстоянии вытянутой руки. Нельзя было не увидеть, что она действительно озадачена. Мог ли он…

— Что ты сказала, когда я вошел? — спросил он мягко.

— Я ничего не сказала. Я был так потрясена, я… я просто не могла поверить…

— И ты не помнишь, как сказала: «Ты похож на сову, которую только что разбудили»?

— Конечно, я не говорила этого!