Рэймидж и барабанный бой

Этот юноша — Саутвик находил, что ему нетрудно повиноваться его приказам, но все же думал о нем как о юноше — родился со всеми возможными преимуществами: сын адмирала, наследника графства, умный (кроме математики, что он сам охотно признавал), с чувством юмора и своей особенной, трудно поддающейся определению способностью вести за собой людей. Всего несколько лет в море, почти достигший двадцати одного года (и неизвестно, достигнет ли) он унаследовал врагов своего отца во флоте и до сих пор побеждал их.

До сих пор — и это все, чего юноша достигнет. Теперь он собирается пожертвовать своей жизнью (против врагов короля, не иначе) в маневре, который, вероятно, потерпит неудачу — не по его вине — и почти никем не будет оценен, кроме его отца и коммодора. Храбрость, думал Саутвик, когда проревел через свой черный лакированный рупор приказ матросам на мачте, не самое подходящее слово, чтобы описать то, что необходимо, чтобы приговорить себя к смерти.

Джексон ощупывал два пистолета, которые мистер Рэймидж дал ему, и задался вопросом, держать их при себе или просто положить куда-нибудь. Они не понадобятся теперь — и он знал это задолго до того, как мистер Рэймидж вытащил их из-за пояса бриджей и начал черкаться в блокноте.

Американец начал предполагать, чем все это закончится, когда мистер Рэймидж прервал обед старого Саутвика, и знал наверняка мгновение спустя, когда старшине-рулевому приказали привестись круче к ветру. Джексон был удивлен, сколько времени понадобилось старому Саутвику, чтобы понять то, что мистер Рэймидж намеревается сделать. Джексон предположил, что это потому, что Саутвик стар и слишком закоснел в своих привычках — почему все еще остается штурманом судна, столь маленького, как «Кэтлин», — чтобы ожидать, что кто-то может сделать что-то необычное. И Джексон понимал, что сам он уже получил урок от мистера Рэймиджа.

— Неожиданность, Джексон, — вот что выигрывает сражения, — как-то сказал тот. — Если ты не можешь обмануть врага тайком, можешь всегда удивить, выкинув что-то абсолютно неожиданное прямо у него перед носом!

Ну что ж, сын старины Пали-Без-Передыху делает, что он проповедовал, хоть это и будет в последний раз. Джексон не чувствовал сожалений, когда смотрел на суда Кордовы, зная, что они, вероятно, убьют его и остальную часть кэтлинцев в течение часа. Он не чувствовал сожалений в день, когда уходил из Чарльстона юнгой на шхуне в Вест-Индию; никаких сожалений, когда побережье Южной Каролины наконец исчезло за кормой на горизонте. Это было почти двадцать пять лет назад, и он до сих помнил это. Никаких сожалений и тогда, когда его насильно завербовали в королевский флот, несмотря на его американское гражданство. И он знал, что если бы получил шанс вернуться назад и поступить по-другому, чтобы не рисковать умереть в этот День св. Валентина, он ничего не изменил бы.

Ноги Рэймиджа теперь болели невыносимо, они пульсировали, а его туфли казались слишком тесными. Туманная ночь оставила после себя усталость, его глаза горели от напряжения, как если бы под веки насыпали мелкого песка. В море чрезвычайные ситуации почти всегда наступают, когда ты физически измотан, и редко — когда ты свеж и бодр. Он так устал, что все вокруг казалось нереальным. Он чувствовал, что использует «Кэтлин» в качестве пугала для испанцев. Или — при этой мысли он чуть не хихикнул — как напуганный маленький человечек, использующий ходули, чтобы сделать себя десяти футов ростом. Он думал, что в густом тумане валуны на корнуолльских торфяниках выглядят бесформенными и огромными, а при свете дня — круглыми и совсем небольшими. Туман… бесформенный и огромный… Слова, казалось, отозвались эхом, когда он повторил их. Туман, туман — дым! Даже линейные корабли выглядели бесформенными (и все еще выглядят) в облаках дыма от пушек, плавающих над ними, — особенно «Каллоден», когда ветер отнес дым его собственных пушек назад на борт и загнал вниз через люки, пока он не потек из орудийных портов снова. Но орудия «Кэтлин» не могло наделать достаточно дыма.

Тогда он вспомнил себя, юного мичмана, вместе с товарищами тайно жгущего влажный порох, чтобы выкурить крыс и тараканов из их каюты. (Это привело к тому, что их всех отправили на топ мачты, потому что они забыли, что запах дыма будет распространяться, и морпех-часовой быстро поднял пожарную тревогу.) Идея возникла в его уме. Но как сделать дымовую завесу достаточно большой, чтобы скрыть «Кэтлин», используя только влажный порох? Может, использовать жаровни, которыми обычно сушат воздух на нижней палубе? Растопить их, подбросить немного дров, а затем влажного пороха? Это может сработать, если поставить жаровни с наветренной стороны, таким образом, чтобы ветер нес дым на судно. Так или иначе это, вероятно, озадачит испанцев достаточно долго, чтобы заставить их не открывать огонь в течение нескольких минут — и ради одного этого стоит попытаться.