Рейнджер

Тут же чувство непонятной отстранённости схлынуло. Блин, сегодня только утром думал как раз об этом! Да что же это такое! Пока дядька во внезапно наступившей тишине оборачивался ко мне, с медленно вытягивающимся лицом, я или увидел, или мне показалось, как одна из статуй в глубине храма слегка повернулась ко мне и подмигнула.

— Это ты кому сказал, ты, сволочь ряженая?!

Глава 4

До самого последнего момента я собирался попробовать как-то замять, сгладить ситуацию, извиниться, покаяться и так далее. Сдуру ткнувшуюся мысль сказать, что ошибся я, отмёл сразу: заявить, что обозванный мной со спины по виду от мужика не отличается — это продолжить то же оскорбление, и даже в чём-то усугубить. Но слова про «ряженого» почему-то даже не зацепили, а разъярили что-то внутри. И меня понесло в контратаку:

— Это кто ещё тут ряженый, надо разобраться!

— Что?! — у противника, казалось, дыхание перехватило от такой наглости. Того и гляди — тут и помрёт. Вот возьмёт — и задохнётся, а? Можно ли будет считать это убийством?

— Что ты несёшь?! Я — благородный человек, а вот что за бродяга напялил плащ и прикидывается Стражем, надо ещё проверить, мало ли… — зашипел обозванный.

Я невежливо перебил его:

— Благородный человек и ведёт себя благородно! Я человек в городе новый, в ээээ… лицо тут никого не знаю, — произнося слово «лицо» я старательно рассматривал филейную часть господинчика. Это не осталось незамеченным ни им (морда побагровела) ни зрителями — раздалось пару смешков. — Потому сужу по поведению. Благородный, то есть воспитанный человек не станет раскорячиваться на входе в храм, мешая прихожанам. Разве что мужик станет ловить блоху тогда и там, где она его укусила. Я вижу, что кто-то ведёт себя как мужик — и называю его мужиком!

Я старался говорить ровным, размеренным голосом, что явно ещё больше бесило противника. Но именно такое, не совсем ожидаемое им поведение, совместно с пароксизмами гнева, душащими его, и дало мне возможность произнести столь длинную речь. А голос держать было трудно — внутри всё клокотало от гнева, и не только, даже не столько на это хрипящее нечто, как на нечто совсем другое. Если мне не померещилось шевеление статуи, то «мужика» мне на язык подсадил кое-кто, знакомый ещё по Земле. А вот вспышка ярости при слове «ряженый» — явно на совести Спутника. Не слишком ли много хозяев у моего тела, а, я вас спрашиваю?! Вот это и бесило именно меня. Плюс ярость Стража, ставшего моим Спутником.… А я замечал за собой ещё дома — когда я очень злюсь, меня начинает колотить мелкая дрожь, и тут же возникает опасение, что сейчас мои зубы начнут выбивать дробь, не давая нормально говорить, все это увидят и решат, что я боюсь. В такие моменты я особо тщательно начинал следить за мимикой и артикуляцией, старался говорить помедленнее, чтоб не сбиться на скороговорку. Говорят, со стороны это производило сильное, и даже пугающее впечатление: застывшая маска лица и неживой, ледяной голос с каким-то внутренним клокотанием. Если в новом теле всё точно так же, да помножить на мои выдающиеся по местным меркам габариты — то я понимаю зрителей, начинающих пятиться чуть подальше. Мой же соперник никак не реагирует — или ему бешенство глаза залило, или его просто не проймёшь так вот запросто?

А «его благородие», похоже, совсем с нарезки сорвало. Иначе вряд ли бы он пошёл на такое. Да и я, если честно, лопухнулся: не подумал, что такие птицы в одиночку не ходят — раз, и не ожидал от него резкого перехода к активным действиям — два.

— Держать его! — завопил тип в дверях, едва не срываясь на визг.

Сзади меня довольно крепко, хоть и не слишком умело, схватили за плечи, локти и за пояс как минимум трое. Конечно, при желании их можно было бы стряхнуть, освободить хоть правую руку с глефой, а дальше — шансов бы у них не было. Но бить вслепую боевым оружием людей, которые просто выполняли приказ и реальной опасности пока не представляли, да ещё в толпе народу и на пороге храма?! И Кодекс не велит, да и просто не по-людски как-то. Мой оппонент тем временем подскочил вплотную, отбросил руку, державшую меня за левое плечо, сорвал с него плащ и, прошипев:

— Сейчас мы посмотрим, бродяга, какой из тебя Страж! Из какой ты, бродяга, шайки — провёл над ним ладонью. От одного из перстней, сейчас повёрнутого камнем вниз, прошло ощущение множественного слабого электрического разряда, как при электрофорезе. Я непроизвольно дернул плечом.

— Ааа, задёргался, боишься, своо… — «благородный господин», споткнувшись на слове, засипел, как проколотая камера. Бордовость физиономии стала понемногу меняться на бледность.

А я почувствовал, а потом и увидел, как прямо сквозь одежду проступает и материализуется что-то вроде семиугольного щитка, причем углы его приходились аккурат напротив охватывающих плечо семи (в родном мире — шести) родинок. К сожалению, ракурс не позволял толком рассмотреть, что там, на щитке, но в толпе, похоже, нашлись глазастые знатоки, и я ловил ушами обрывки шепотков, летевших с разных сторон:

— Семь граней! Не просто Страж, а Истинный!..