Реинкарнатор

Царицынский классик был невысок и дороден. Ходил он обычно в синей тройке и черном беретике, который залихватски сдвигал на ухо, тщательно следя, однако, за тем, чтобы плешь, уже занявшая на голове все основные высотки, пе привлекала к себе особого внимания. На лацкане пиджака желтел постоянно лауреатский кругляш, в праздничные дни левую сторону пиджака занимали орденские планки, а в особо торжественных случаях — тяжело звенящая чешуя орденов и медалей. К наградам своим Маковецкий относился с пиететом и даже так писал о них в своих стихах:

Я получил медалей много —
Хотя о них и не мечтал!
На пиджаке сияет строго
Трудом заслуженный металл. ,
Я их обрел — не по наряду!
Не как вожди застойных лет…
Других медалей мне не надо,
Мне мил моих медалей свет! [1]

Правда, находились злые языки, которые утверждали, что почетное место в иконостасе Маковецкого занимали медали «За сдачу пустой тары» и «За победу над зеленым змием». Маковецкий лишь презрительно топырил губы — известное дело, у каждого живого классика есть свои недоброжелатели. Александра Сергеевича Пушкина недруги при жизни вон как полоскали! И где они теперь, эти недруги? Зато Пушкину памятники по всему миру стоят, скоро двухсотлетие со дня рождения великого русского поэта отмечаться будет! А стихи Маковецкого, в которых житейский опыт и вдохновение переплавлялись в единый выверенный сплав, печатались в различных издательствах, переводились на языки народов могучей страны, знакомство со стихами Маковецкого рождало у читателей душевную сопричастность к творчеству Владимира Дмитриевича и доставляло тем истинное удовольствие и радость для каждого читающего.

Ни в Москве, ни в Туле, ни в Рязани,
Ни в Сибири… счастья не найдешь,
Если женишься, как в наказанье,
Если в жены, не любя, пойдешь!
Нет, не будет счастья в Тегеране,
Не поймут ни Австрия, ни Рим,
Коль стрелой Амура не израненный,
Из-за денег ты ложишься с ним.
Или с ней. И будет наказанье —
Если без любви ты вступишь в брак,
То любой москвич или рязанин
Справедливо скажет: ты — дурак!

Молодых шалопаев Владимир Дмитриевич старался не замечать. На семинар они к нему не ходили, а значит, шанс стать настоящим поэтом у самоуверенных сопляков был совсем незначительным. А если время от времени и появлялся, то рецензии на творчество молодых писал именно Владимир Дмитриевич, и он был в своих рецензиях строг и принципиален, как и подобает мастеру большого поэтического дарования.

По совместительству Владимир Дмитриевич также являлся советником губернатора Ивана Николаевича Жухрая по вопросам искусства. Губернатор был раньше директором рыбозавода, который неожиданно окунулся в хозяйственные заботы, ему искусством заниматься некогда было — то посевная, то уборочная, то жатва, то скирдование. Бензин найди, технику выбей, элеваторы подготовь, голодных коров накорми, механизаторов напои, а то ведь вообще откажутся работать! Поэтому губернатор каждому слову Маковецкого внимал с тем уважением и доверчивостью, с какими робкий первоклассник внимает своему классному руководителю. В области литературы авторитет Маковецкого был на немыслимой высоте. Он уже смело мог о Роберте Рождественском отозваться как о певце нашего коммунистического прошлого, Николая Рубцова беззастенчиво лягнуть за злоупотребление спиртными напитками, Андрея Вознесенского назвать формалистом. А уж о местных стихотворцах, особенно о тех, кто не входил в узкий круг друзей и почитателей Владимира Дмитриевича, и говорить не приходилось. Маковецкий отзывался со всей своей крестьянской прямотой и открытостью.

С особой теплотой и бережливостью Владимир Дмитриевич Маковецкий относился к молоденьким поэтессам. Этих он всегда приглашал к себе в дом, когда его труженица-жена находилась на даче, долго и с упоением зачитывал поэтессам свои стихи, показывая неопытным ученицам, как правильно сочетать форму с содержанием. Маковецкий учил молодых учениц верно описывать эмоциональные всплески, которые рождаются в общении с противоположным полом, за что и получил незаслуженно обидную кличку от завистливых товарищей по литературному цеху — «лирик-производитель». На навешиваемые ярлыки Владимир Дмитриевич внимания не обращал, однажды он так и написал в очередном лирическом стихотворении, посвященном очередной любови. отгоревшей и осыпавшейся, словно цвет герани:

Сожаленья друзей мне не надо. Осужденья врагов — не приму! Я ушел, и душа моя рада, Что все вышло у нас по уму…