Реинкарнатор

– Да рассказывать особо нечего. Тихий, спокойный человек. Исполнительный сотрудник, не гений, конечно, как Леонхард Петмансон, пусть ему достанется лучшее перерождение, но профессионал в своем деле. Практически не пьет. А то, знаете, в научной среде такое часто бывает… Вот у нас на кафедре некоторые регулярно закладывают за воротник. И не уволишь – хорошие ведь сотрудники, опытные, толковые, но в двенадцать часов дня уже не стоять на ногах – ну не дело это, не дело. А Виктор Андреевич практически не пьет. Ну несколько рюмок по праздникам. Сагаалган там, день рождения. Хотя дни рождения-то я не помню, чтобы он отмечал. Я этих дней рождения на кафедре уже боюсь. Такой возраст, много юбилеев, многим пятьдесят, шестьдесят лет исполняется, а отмечают – будто подростки! Пьянки, гулянки, а потом в больницу попадают…

– Петр Тарасович, – перебил его Костя, – ближе к делу, пожалуйста.

– Да-да, извините, я о больном. Так вот, Виктор Андреевич работает хорошо, раньше летом ездил на дачу, потом, кажется, забросил.

– Почему?

– Дача – это была страсть его жены, но у нее лет десять назад обнаружили рак. Бедняга долго мучилась, лежала прикованная к кровати, а Виктор Андреевич за ней ухаживал. Мы уж советовали – найми сиделку, так ведь и себя в гроб загонишь, но он лишь отмахивался. Переживал очень. Поседел весь. Злой тогда ходил, дерганый. Вроде был шанс вылечить жену, но требовалась дорогостоящая операция. Причем какая-то нереальная сумма, несколько миллионов. Откуда столько у ученого? Но мне кажется, он себя до сих пор винит, что не смог тогда раздобыть эти деньги. Вот и все. Жена умерла, детей у них не было, Виктор Андреевич живет один. О его врагах мне ничего не известно, а друзья… друзей мало, после смерти Леонхарда Яновича, боюсь, вообще не осталось. Кучик тяжело сходится с людьми, да и не стремится к обществу.

– Он дружил с Петмансоном?

– Да. Они были близкими друзьями. Родных-то у обоих не было.

– Ну у Петмансона есть внучка… – пробормотал Костя внезапно осипшим голосом.

– Да? – На мгновение Игнатенко задумался, а затем просветлел лицом. – Да, точно, есть. Но насколько я знаю, они не общаются практически. Не общались. Он даже не говорил, как ее зовут. Или я, старый маразматик, не помню. Мне кажется, Леону даже нравилось жить одному. Он совсем другой, не такой, как Витя: боевой, энергичный, общительный. Рядом с ним постоянно люди вертелись, да он и сам то на одну конференцию, то на другую, а еще умудрялся и докторскую написать и несколько изобретений запатентовал. Мы его называем – человек с моторчиком. Точнее, называли. Такая потеря для нашей кафедры и для всей науки! Ох, какая потеря!

– Над чем работал Кучик?

– Он после смерти жены помогал Петмансону в его исследовании, фактически они трудились вдвоем.

– О чем оно? – Костя увидел, как здоровяк встрепенулся, у него загорелись глаза.

– О существовании карма-поля. Есть такая гипотеза, и Леонхард Янович – ее активный приверженец, что карма человека создает определенное поле, как заряженная частица – электромагнитное поле, и именно на этом основан принцип работы кармографов. Они просто фиксируют это поле и по характеру возмущения восстанавливают первопричину. Ну как восстановить функцию по полному дифференциалу с помощью криволинейного интеграла.

– Да, я в курсе, – перебил его Костя, опасаясь, что рассказ об этом затянется надолго. О теории карма-поля он довольно много читал, но к делу это не относилось. – Спасибо большое, вы мне очень помогли. – Он пожал руку Игнатенко и почувствовал, какая влажная у него ладонь. – Ну счастливо оставаться.

– А… а вы не будете снимать мне карму?

– Зачем? – наигранно удивился Костя.

– Перед смертью же так положено, – смутился завкафедрой.

– Но вы не умираете!

– Как?

– Точно-точно, я чувствую, когда люди умирают. Вам это в ближайшее время не грозит. Я наведывался, чтобы поговорить о Кучике. Кстати, буду очень признателен, если поможете его найти. Мне очень важно с ним побеседовать. Буквально вопрос жизни и смерти. Может, кто-то из его коллег знает? Если что-то выясните – звоните в любое время.

Костя записал на бумажке номер своего телефона.

– Да-да, конечно, – ошарашенно ответил завкафедрой.

Косте на секунду даже стало его жаль. Если честно, он повел себя с ним по-свински. Но будь он искренен и благороден, стал бы Игнатенко с той же охотой все рассказывать? Может быть… но вдруг нет? Да и теперь Костя цинично надеялся, что после «счастливого избавления» от смерти завкафедрой приложит все силы, чтобы выполнить его просьбу. Костя не сомневался: если кто-то в институте знает, где Кучик, Игнатенко выяснит это и позвонит. Вот только интуиция шептала, что таинственный друг Петмансона очень не хочет, чтобы его нашли, и сомнительно, чтобы он кому-то разболтал, куда уехал. Единственный, кому он мог все рассказать, – это Леон. Но тот уже, наверное, бродит по Бардо Дхарматы, то есть по первой фазе посмертного опыта. Вряд ли с ним получится в ближайшее время поговорить. А жаль.