Реинкарнация

В холодном темном подземелье, через толщу стен которого кое-где просачивалась вода, а на проржавевших факелах клочьями висели серые космы паутины, стояла гробовая тишина, только изредка нарушаемая шагами часовых, сменявшихся каждый час, да писком крыс, снующих туда-сюда. Бывший советник короля, Томас Кромвель, сгорбившись, сидел на маленькой скамейке за дубовым, изъеденным жучками столом и писал. На секунду он оторвал взгляд от написанного и поглядел на стоявшую на столе оплавленную свечу, готовую в любой момент погаснуть. Кромвель усмехнулся. «Похожа на мою жизнь, – и она подошла к концу. А сколько я еще не успел сделать и, к сожалению, уже не сделаю. Что станется с моими трудами после моей смерти? Кто станет моим преемником? Да что это я все о себе… Что станет с Англией после меня? Не пойдут ли мои преобразования прахом?» Эти невеселые думы тревожили пятидесятипятилетнего человека, который за несколько дней, проведенных в мрачной темнице, превратился в старика. Щеки посерели и ввалились, а покрасневшие глаза были обведены черными кругами. Из-за царящих здесь сырости и холода у советника обострилась подагра, не дававшая ему покоя ни днем ни ночью. Чтобы хоть как-то отвлечься от постоянной ноющей боли (хотя физическая боль была не такой мучительной, как душевная) и невыносимой тишины, Кромвель продолжал свои труды, понимая, что скорее всего их уничтожат после его смерти. Но Томас не мог сидеть сложа руки, так как не знал, сколько времени отпущено ему Господом. Он мысленно возвращался к тем дням, когда он вершил судьбы людей, сидя в зале суда. Он вспоминал страх, наполнявший их глаза, когда объявляли приговор. Иногда ему казалось, что он слышит стоны и вздохи осужденных на смерть, их проклятия и мольбы. «Как изменчива судьба: сначала ты бедняк, потом богач, сначала ты правишь миром, решаешь, кому жить, кому умереть, потом порожденный тобою же мир осуждает тебя на смерть». Кромвель еще раз посмотрел на свечу и хотел было продолжить писать, как вдруг услышал в коридоре шаги.

– Кто бы это мог быть? – вслух произнес бывший советник и, опираясь на стол, тяжело поднялся.

Заскрипела обитая железными листами дверь, и в помещение вошел человек, закутанный в черный плащ. На голове у незнакомца была шляпа, тень от которой полностью скрывала лицо. Кромвель прищурился, желая получше рассмотреть вошедшего, но скудный свет догоравшей свечи не давал возможности это сделать. Томас надеялся, что как только незнакомец заговорит, он сможет узнать его по голосу, но тот пока молчал.

– Кто вы и что вам нужно? – глухо осведомился Томас; ему надоела эта игра. – Вы мой палач?

– А это вы верно подметили, господин Кромвель, – наконец снимая шляпу, ответил незнакомец. – Однако как у вас мило, – добавил он, оглядевшись по сторонам. – Обстановка, конечно, не такая уютная и комфортная, как у вас дома, но мне кажется, это самое подходящее для вас место.

– Чем обязан вашим визитом, герцог Норфолк? – сдержанно справился Кромвель, узнав своего давнего врага. – Никак, пришли ознакомиться со своим будущим домом или решили скрасить с моей помощью свое никчемное бытие?

– Не стоит тешить себя этой надеждой, – усмехнулся герцог и с сожалением поглядел на Кромвеля. – Боже, как отвратительно вы выглядите, Томас. Это ли тот самый грозный судья, десятками отправлявший на костер бедных, ни в чем не повинных людей. А главное, за что? За убийство или мошенничество? За воровство? Нет, вы их убивали только за то, что они не хотели исповедовать лживое учение ненавистного Лютера. Вы лишали их крова, пожитков, а часто и единственного кормильца. Более того, вы выгоняли из монастырей людей, посвятивших себя Богу!

Кромвель побагровел. Он сжал кулаки, стараясь сохранить хладнокровие.

– Вы, видимо, говорите о тех еретиках, которые, живя в монастырях и, по вашим словам, посвятив себя Богу, в свободное от молитв время находили возможным пьянствовать, богохульничать и развлекаться с девицами легкого поведения? Церкви нужно было очищение, которое я и предложил. Так что, ваша светлость, вопросы ереси – это по вашей части. А верой я больше обязан Богу, нежели Папе. И никто меня не переубедит в обратном.

Герцог Норфолк вспыхнул. Он, конечно, знал об упадке нравов в монастырях и разгуле монахов. Более того, несколько лет назад он ездил к Папе по делам Церкви в Вечный город. Лорд-казначей с прискорбием отметил, что Рим стал больше походить на Вавилон, где блудницы спокойно разгуливали по улицам, где кардиналы пили и ругались, как бродяги. Но тем не менее ему и в голову не пришло обвинять кого-то в распутстве. Что скрывать, он и сам был грешен, и это сильно угнетало лорда-казначея, но, получив благословение самого Папы, отпустившего ему все грехи, и купив за приличную сумму индульгенцию на будущее, герцог почувствовал облегчение и опять окунулся в мир блаженства и благодати.