— Смотри, как бы твой старый не оказался похуже моего нового, добрый Вольфганг, — отвечал невозмутимый юноша. Его ответы, его осанка, его щедрость, его краса и его находчивость наполняли всех новых друзей Отто интересом и вместе любопытством, и всем им не терпелось узнать, оправдает ли его искусство стрелка тайную сердечную склонность, какую они к нему питали.
Случай показать это искусство не замедлил представиться — как это всего чаще бывает с героями романов, такими, как юный Отто. Судьба словно следит за подобными героями; события происходят с ними в точности в должный миг; они спасают дев из самой пасти людоедов; они случаются при дворе во время интереснейших церемоний и видят интереснейших людей в интереснейшие минуты; необходимо ли им приключение — и приключение немедля подвертывается; и мне, замечу мимоходом, часто приходилось восхищенно недоумевать (причем тайна так и осталась для меня неразгаданной), каким образом самый скромный из романтических героев — синьор Клоун — безотлагательно раздобывает себе все нужное ему для пантомимы. Как это ему удается? Захочет ли он переодеться женщиной, к примеру, и в ту же секунду рядом возникает угольщик в шляпе, легко могущей послужить капором; тотчас же следом приходит мальчик из мясной лавки со связкой сосисок и бычьими пузырями, невольно поставляя господину Клоуну ожерелье и турнюр и совершенно то же со всем прочим туалетом, отчего бы это? О, не сомневайтесь, есть нечто, чего мы не ведаем, в этом таинственном умении великих личностей покорять себе обстоятельства, в этом счастливом и чудном совпадении Человека и Часа; и потому, что до меня, то после слов лучника насчет отсутствия пера на шляпе у Отто, мне тотчас же стало ясно, что в следующей строке выпрыгнет цапля, дабы снабдить нашего героя плюмажем.
И точно, так оно и было; поднявшись над болотной топью, мимо которой шли наши лучники, прекрасная цапля, выгнув шею, подняв хохолок, поджав ножки, уставив клюв и красные глаза против ветра, летела медленно, являя несравненную мишень.
— Стреляй, Отто, — сказал кто-то из лучников, — в ворону не станешь стрелять, ибо она нечистая птица, ни в ястреба, ибо он благородная птица; подстрели-ка ты эту цаплю. Она летит медленно.
Отто, однако, в тот момент шнуровал ботинок, и Рудольф, третий по меткости стрелок, выстрелил в птицу и промахнулся.
— Стреляй же, Отто, — сказал Вольфганг, юноша, полюбивший молодого стрелка, — она улетает все дальше и дальше.
Отто, однако, в тот момент обстругивал только что срезанный ивовый прут. Макс, второй по меткости стрелок, выстрелил и промахнулся.
— Ну, — сказал Вольфганг, — попытаю-ка и я счастья; чтоб тебе пусто было, негодник! Такой случай пропустить!
Вольфганг прицелился со всем тщанием и выстрелил в птицу.
— Ее уж не достать, — сказал он, — разрази ее гром!
Отто, как раз обстругавший свой прутик (он вырезал на одном конце отличнейшую карикатуру на Вольфганга), отбросил свою тросточку и сказал беспечно:
— Не достать? Будто? Фью! В нашем распоряжении еще две минуты. — И он принялся загадывать загадки и шутить шутки, которых никто из лучников, однако, не слушал, так внимательно следили они, задрав носы, за отдаляющейся птицей.
— В какое место целить? — спросил Отто.
— Полно тебе! — сказал Рудольф. — Ничего уж не различить, она вся-то не больше блохи.
— Ладно, стреляю в правый глаз, — сказал Отто; и, ступив шаг вперед на английский манер (как показывал ему крестный, научившийся этому в Палестине), он оттянул тетиву до самого уха, внимательно прицелился, принял в расчет ветер, в точности вычислил параболу, — ввв-у-уу-х! — и стрела засвистела.
Он снова принялся за прутик и стал вырезать на другом конце голову Рудольфа, смеясь, балагуря и напевая балладу.
Долго стояли лучники, глядя в небо и держа носы по ветру, но наконец переменили вертикальное положение на горизонтальное, говоря:
— Да ну его, он просто враль! Стрела пропала, пошли!
— Чур моя! — смеясь, воскликнул Отто. В небе показалась точка, она быстро приближалась; вот она уже стала величиной с крону, потом с куропатку, потом с чайник и — бух! — на землю упала великолепная цапля, при падении свалив с ног злополучного Макса.
— Вытащи-ка стрелу у нее из глаза, Вольфганг, — молвил Отто, не глянув на птицу, — оботри и положи в мой колчан. — И точно, стрела была там и прошла сквозь самый зрачок.
— Уж не родня ль тебе Freischütz? — спросил Рудольф, пораженный.
Отто, смеясь, просвистел «Хор охотников»[9] и сказал:
— Нет, мой друг. То был меткий выстрел, не более как меткий выстрел. Видишь ли, меня учили стрелять так, как подобает в веселой Англии, где стрелок — это поистине стрелок.
И с этими словами он отрезал крыло цапли для своего плюмажа; а лучники побрели дальше, переговариваясь в изумлении:
— И дивная же страна должна быть эта веселая Англия!