Рейс продолжается

Пассажиров в первом классе немного. Стюардесса ловит каждый взгляд — не нужно ли чего. Заходит старший стюард — улыбается, спрашивает, все ли в порядке. А это что такое? Мой «спортсмен» тоже заглядывает, словно ищет что-то, не находит, исчезает. Э, мне это не нравится…

Глава III. ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ АЛЕКСЕЯ ЛУНЕВА

Кое-кто у нас думает, что работники милиции живут постоянно напряженной, беспорядочной, волнительной жизнью, полной бессонных ночей, неожиданных тревог и опасностей.

Бесспорно, есть в нашем министерстве такие подразделения, у сотрудников которых жизнь беспокойнее, чем, скажем, у архивариуса, бухгалтера, корректора. Хотя я отлично понимаю, что, например, в период подготовки годового отчета бухгалтер иной раз не спит ночами…

Однако у большинства из нас работа как работа. Другой вопрос, что приятней иметь дело на работе с порядочными честными людьми, чем с преступниками. Но ведь и с красивыми и здоровыми людьми тоже приятнее иметь дело, нежели с больными, между тем у нас сотни тысяч врачей и медсестер.

Чтобы огромному большинству людей жилось и работалось спокойно, нужно, увы, изымать ничтожное меньшинство, которое этому мешает.

Чем мы и занимаемся.

Каждый на своем участке, по своей специальности. И далеко не всякая связана с непосредственной опасностью. Я бы даже сказал, немногие связаны. Тут дело в другом. Если ваш сосед по дому, упившись, возьмет охотничье ружье и начнет угрожать своей жене и детям, то вы немедленно позвоните в милицию, а работник милиции в аналогичном случае вступит в схватку с преступником, и это уже независимо от того, работает ли он в отделе по борьбе с особо опасными преступниками, или в паспортном столе, или занимается баллистическими экспертизами. Постоянное чувство личной ответственности за любой беспорядок, подчеркиваю, личной, и привычка лично любой непорядок пресекать — вот это, пожалуй, главное, что нас всех отличает. У других граждан это называется сознательностью, у нас — профессиональным долгом.

Я лично, лейтенант Алексей Лунев, служу в довольно беспокойном подразделении. И тем не менее мои рабочие дни, обычные дни, расписаны точно, я бы даже сказал, педантично, чему, к слову говоря, моя жена Елена Павловна, в просторечии Лена, несмотря на солидный четырехлетний семейный стаж, до сих пор не устает удивляться, и что нашему сыну Вадиму совершенно безразлично.

Ему гораздо важнее распорядок его дня.

И этому подчинены все другие распорядки.

Мы просыпаемся в семь утра, все трое, все сразу.

Лена начинает хлопоты по хозяйству, я — зарядку, Вадим — умывание. Он к этому приучен по канонам «Мойдодыра» и, как ни странно, находит в водных процедурах немалое удовольствие.

Закончив зарядку, убрав гантели и двойники, к водным процедурам приступаю я. Этого никто не любит — я, видите ли, задерживаю их завтрак.

В конечном счете все улаживается. Мы одеты, обуты, сыты, умыты и покидаем все втроем родной дом для борьбы и побед.

Вадима в детский сад доставляю я. Зимой это делается на санках, летом преимущественно на руках — как мы ни точны в нашем распорядке, но почему-то всегда опаздываем. Проанализировав это непонятное явление, прихожу к выводу, что причина тому — постоянные отклонения Вадима от курса на пути в детсад.

Хотя, не спорю, причины уважительные. То встречается пес, такой обшарпанный и бездомный, что Вадим пытается вступить с ним в сочувственную беседу, то, наоборот, жирная и ленивая кошка улеглась посреди улицы, и Вадим старается, ворча что-то себе под нос, оттащить ее — иначе задавят машины, которые по нашему тупику ходят раз в неделю. Но кошка тяжела, не проявляет желания к сотрудничеству и, наконец, отчаявшись, Вадим зовет меня на помощь. Потом на пути оказывается пустая консервная банка, которую, разумеется, надо поддать ногой, какой-то поломанный изолятор, который надо прихватить с собой, старая коробка, внутренность которой надо исследовать, и т. д. и т. п.

Когда же я его везу на санках, закутанного так, что только торчит розовая пуговица носа и две толстые гладкие румяные щеки, или несу на руках (дополнительное к основным силовое упражнение), тут уж ему деться некуда — не отбежишь.

В конце пути я вручаю Вадима воспитательнице Наташе, очень несолидной, по мнению Лены. «Ей самой еще в детский сад ходить», — неодобрительно фыркает она. Лене не нравится, что я каждое утро общаюсь с этой очень юной и очень красивой девушкой, но ничего не попишешь — Вадима-то отвожу я.

Вадим чмокает меня в щеку, стараясь сделать это погромче, что, по его разумению, выражает большую степень любви, и исчезает в шумных недрах детсада.

А я спешу к автобусу. Мой путь до службы занимает розно двадцать пять минут. Если б в управлении были старинные часы с боем, то они гулко и внушительно пробили бы девять раз, когда я переступлю порог отведенного мне помещения. Но таких часов у нас нет, и я довольствуюсь взглядом на свои.

Начинается обычный рабочий день.