Рейс туда и обратно

Русов поглядел на часы: четверть шестого. Еще два часа до окончания вахты... Судно, покинутое экипажем. Кто его покинул, почему? Айсберги? Надо Жоре сказать, чтобы особенно внимательно отнесся к вахте... Отец. Мощный взрык ожившего танкового двигателя. Танкист, лезущий в машину. Его голос: «Уходите все из деревни! Я тут задержу фрицев!» Пелена легкой пыли, повисшая над опустевшей вдруг дорогой. Отец, направивший «Фордзон» прямо в поле. Они с мамой, бегущие к деревне. И черные клубы дыма над полем. Резкие, раскатистые выстрелы со стороны лесистого пригорка: танк светлобрового танкиста бил по колонне грузовиков с чужими солдатами. Отец, вынырнувший вдруг откуда-то сбоку, из ржи, столб огня за его спиной. Лицо в черных потеках. «Поджег! Поле поджег! — кричал отец. — Не оставлять же им!» Потом они бежали, шли, ехали на попутной машине. Райцентр, забитый людьми, автомашинами, скотом. Ржание лошадей, лай собак, ругань, слезы, чьи-то команды: «Третий вз-во-од, к церкви! Второй взвод...» Торопливое прощание на полустанке. «Скажешь братану, что другого выхода не было! — торопливо говорил отец. Он держал маму ладонями за голову, торопливо, как-то судорожно, то прижимал ее к себе, то отталкивал, отстранял, вглядывался в ее заплаканное лицо, и на Кольку быстро взглядывал: — Коля, мамку береги! Я, видимо, на Балтику проситься буду. Как там окажусь, в Питере, тотчас приду. Ну, до встречи!» Тяжко, нервно пыхтящий паровоз. Вагоны, облепленные людьми. Отец подсадил вначале маму, и кто-то из вагона потянул ее в открытое окно, и мамины ноги в коротких на синих круглых резинках чулках мелькнули. А потом сильные руки подхватили Кольку, и на какое-то время он повис в воздухе над бегущими внизу людьми, уплывающими назад шпалами, лицом отца...

Радист вошел. Кашлянул. Не поворачиваясь, Русов протянул руку, и Семен Арнольдович вложил в ладонь Русова несколько листков. Луна была такой яркой, что можно было читать, не зажигая света.

«Связи неприходом плавбазы очень просим обратном пути взять острове для судов экспедиции пресную воду тчк Еще раз благодарим за оказание помощи механику «Коряка» тчк Больной чувствует себя хорошо опухоль опала глаз видит хорошо тчк Попов».

Новые заботы! Конечно, надо бы взять водички рыбакам. Что тут еще?

«Дорогой Толя наши пути-дорожки обязательно сойдутся тчк Буду ждать буду верить нашу новую встречу тчк Аня».

— Это личная. Доктору.

— Что? Ах да... А вот еще одна, какая-то шифровка: «Вези зверей люди не идут. Валя». Это нашему второму механику.

— Какая тут шифровка. Просто совет, какие ковры покупать в Гибралтаре. Для продажи. «Люди», которые не «идут»: «Три богатыря», «Охотники на привале». А «звери»: «Три медведя» и «Тройка». Отдай. И вот что еще, с Кергеленом надо связаться. Пиши текст. «Губернатору острова. Просим дать разрешение заход бухту Морбиан. Сообщите, имеется ли возможность взять острове пресную воду. Капитан танкера «Пассат» Горин». Все? И ни слова про мисс «Жвачка»!

...Кого же напомнил капитан? Дядю Костю, брата отца, штурмана тяжелого бомбардировщика из минно-торпедного авиационного полка, базировавшегося на одном из аэродромов под Ленинградом? Тот был таким же высоким, жилистым. Именно к нему, к дяде Косте, ехали Колька с мамой в Ленинград, на Геслеровский проспект Петроградской стороны, в большую и светлую дядину квартиру. Нельзя сказать, чтобы тетя Валя, жена дяди Кости, обрадовалась их приезду. Вся она была в заботах, в волнении: двоюродный брат Коли, Жека, еще не вернулся из пионерлагеря откуда-то из-под Гатчины, и тетя Валя с утра и до вечера куда-то звонила, бегала то в райком комсомола, то во Дворец пионеров, то в районе. Нет, не находился двоюродный брат Жека.