Рейс в одну сторону (СИ)

  Маргарита еще некоторое время подумала обо всех этих неприятностях и решила, что в семь утра, когда, наконец, проснется главный над объектом, она тут же отправит ему электронное письмо-требование, чтоб он разобрался в ночном инциденте в ее кабинете.

  Она откинулась на спинку стула и решила принять душ, который находился прямо за дверью, чуть отстоящей от шкафов с лекарствами. Создание совмещенного санузла в ее кабинете, было очень удачным решением, за которое она была благодарна начальнику. Он, в свою очередь, благоволил к Маргарите, относясь к ней, как к дочери. Его родная дочь погибла несколько лет назад в авиакатастрофе. Ходили слухи, что это было кем-то подстроено, и начальник пребывал в полной уверенности, что ему хотели отомстить за ряд проектов, которые он воплотил в жизнь.

  Она открыла дверь санузла. Там же быстренько разделась и включила горячую воду. Напор был хороший: все еще спали, и никто не пользовался горячей водой. Имея возможность зайти в индивидуальную душевую; стоять вот так под огненными струями воды, смывая с себя всю тяжесть дня, и все страхи, накопившиеся за последний час - чего еще желать? Да, всё-таки через два часа она пошлет письмо тому, от кого зависела жизнь многих на этом объекте. Маргарита мысленно сочинила текст послания, и когда она во второй раз мыла голову, подумала о том, что неплохо бы выпросить себе несколько аппаратов для работы. Ну, например, ей нужен был электронный микроскоп, которого у нее отродясь не было. Тот, что стоял сейчас в шкафу, был такой древностью. К тому же, однажды какой-то буйный пациент, фамилии которого она не помнила, да и вообще не любила вспоминать покойников, бросил аппарат об пол. Конечно, он его испортил, но Маргарита тогда не видела в нем особой необходимости. И только когда она взяла анализы у Королева, ей показалось, что без хорошего мощного электронного микроскопа, она просто не сможет справиться с той задачей, которую перед собой поставила. Ей ужасно хотелось разобраться в том, что происходит с человеком, который уже больше трёх недель не получал "счастливого душа", или "душа радости", как, на разные лады, называли эту процедуру опрыскивания, в последний раз проводившуюся как раз около месяца назад. Это на Фаяле боролись за право его применения до последнего, но здесь, на "Цитроне", начальство категорически запретило его использование. Она знала, какие побочные эффекты возникают после длительного перерыва между "сеансами", поэтому хотела еще раз всё проверить, благо, что нужный пациент был у нее теперь "под рукой".

  Она вылезла из душа, вытерлась насухо полотенцем, оценивая свое отдохнувшее лицо в большое зеркало, и, когда, наконец, переоделась во все чистое, вышла из санузла, прислушиваясь к тем звукам, которые могли запросто повториться. Постояв примерно две минуты около двери санузла, мысленно себя ругая за то, что не прихватила с собой пистолет, она, так ничего и не услышав, кроме биения собственного сердца, с облегчением выдохнула, и вновь села за рабочий стол.

  Как только она написала первую строчку в журнале дежурств, в котором значилось, что ее смена, растянувшаяся на двое суток, подошла к концу, тут же затрещал внутренний телефон, висевший на стене.

  - Алло, парикмахерская, - сказала она, заранее зная, кто может звонить в такую рань.

  - Марго,- прозвучал на том конце провода голос пожилого человека. - Ты не могла бы подняться ко мне?

  - А что случилось, Семен Павлович?

  - Ничего особенного, просто мне нужен твой совет, - ответил Полозов. - И да, по телефону я не могу об этом говорить. Всё, жду. - В трубке раздались частые гудки.

  Маргарита вздохнула: не такого утра она ожидала, тем более, что через час сорок придет ее замена, Рыльский - зануда и скучнейший человек на планете. Он, как всегда, поздоровался бы с ней, назвав по имени-отчеству, потом обязательно спросил бы о ее здоровье, о происшествиях за ночь, о том, что там у нас новенького. Вот, кто бы знал, как ей не хотелось сегодня с ним об этом разговаривать: у нее было очень важное дело к начальству, а тут этот плешивый долговязый нудяга Рыльский, которому неудобно было наговорить грубостей - она, ведь, воспитанная очень, в старых добрых традициях скромной советской семьи интеллигентов. Черт, как же бесило, что она не могла слова сказать в свою защиту, когда это было необходимо!

  Кондрашкина окинула взглядом стол, будто что-то пытаясь на нем найти, или, наоборот, спрятать подальше от глаз Рыльского, чтобы не было пустых ненужных вопросов, но, так ничего и не обнаружив, надела медицинский халат, и, выключив свет, вышла из кабинета. Она нарочно хлопнула дверью, чтобы охранник, наконец уже проснулся. И, что интересно, ей не было его жалко. Кто ее пожалел хоть раз на этом объекте? Никто, ни один человек: все только пользуются ее добротой, ничего не отдавая взамен - обидно, что и говорить.

  Охранник проснулся, зевнул, кивнул, поднял с пола книжку и встал со стула, чтобы размять ноги.

  - Ну, как дела, Ритуль? - спросил он, наклоняясь из стороны в сторону так, что аж спина хрустела.