Рейс в одну сторону (СИ)

  - Да! - крикнула она в ярости. Трясогузов обратил внимание, как вдруг изменилось ее лицо, и если бы ее волосы были чуть более растрепаны, он принял бы Маргариту за настоящую ведьму. Он хотел отвести глаза, но опять не смог: теперь это была совсем другая "магия" - что-то заставляло его смотреть на Кондрашкину, хотя толстяк упирался всеми здоровыми конечностями, как физическими, так и ментальными, чтобы оторваться от этого взгляда. Продолжалось это одну-две секунды, пока его не вывел из этого состояния громкий голос Канарейкина?

  - Маргарита Павловна, там снова ЧП!

  - Что еще случилось? - прошипела она.

  - Сами выйдете и посмотрите! - крикнул охранник и закрыл дверь.

  Она встала, бормоча что-то себе под нос, и выбежала из кабинета, оставив Трясогузова без присмотра. Альфред осмотрелся. Ничего интересного в кабинете не было: два шкафа с лекарствами и какими-то инструментами, дверь около шкафов. "Наверное, кладовка", - подумал Альфред. Под потолком окошко вентиляции, блестевшее позолотой. Тут он перевел взгляд на стол, на котором лежал загадочный кубик. Он протянул руку и хотел, было, взять его, но тут, между его пальцами и кубиком проскочила голубая молния, стрельнувшая по ногтям. Толстяк отдернул руку и, на всякий случай, подул на нее.

  - Что за черт? - спросил он сам себя.

  Через минуту вернулась Маргарита: уверенная походка, спокойное лицо с обворожительной улыбкой давали понять толстяку, что ничего необычного не произошло. Но, всё же, Трясогузов чувствовал в ней едва заметное напряжение, которое она старалась не выдавать: нельзя показывать пациенту своих эмоций, какими бы они ни были.

  Маргарита села за стол, коснулась рукой шикарных волос, и Трясогузов вновь поплыл по волнам неописуемого счастья: он всё смотрел на Кондрашкину, а та смотрела на него и что-то говорила. Ему было не разобрать ее слов, но этого и не требовалось: ее улыбка, как бы говорила, что всё хорошо и не надо ничего бояться. В воздухе плавал серебристый кубик, медленно переворачиваясь и показывая Трясогузову все свои грани, вот только цифры 4444, самой запоминающейся из всех, не было. Кубик повис перед глазами толстяка и начал раскачиваться. Альфред слышал, как чей-то голос, но не Маргаритин, ведет отсчет назад: десять, девять, восемь... на цифре "семь" его затошнило, и он стал искать глазами урну, или ведро, или то, во что можно было выплеснуть содержимое желудка. На цифре "три" всё успокоилось, и он, дослушав счет до конца, очнулся. Альфред, по-прежнему, сидел в кресле и смотрел на Маргариту, не отрывавшую от него своих черных глаз. "Они же были серые", - подумал Трясогузов, но тут же его мысли вновь сосредоточились на кубике, который медленно перевернулся на столе, и, показав Альфреду грань с утерянными цифрами 4444, исчез - вместо него остался только клубок сизого дыма. Трясогузов дернулся в кресле - это его и разбудило, хотя он, вроде бы как, и не спал, и мог в этом поклясться кому угодно, если б его об этом попросили.

  Маргарита сидела за столом, и при свете горящей настольной лампы, заполняла какой-то бланк. Прошла минута или две, Трясогузов кашлянул и спросил осипшим голосом:

  - Что со мной было?

  Маргарита спокойно на него посмотрела и ответила вопросом на вопрос:

  - А что с вами было?

  Трясогузов пожал плечами: он понял, что опять отключился, или Маргарита, вернее, ее загадочный кубик, отрубил его на несколько минут, и вот он теперь сидел, по-прежнему, на своем месте, ничего не понимая, и не имея желания задавать вопросы: никто ему не скажет всей правды. У него неожиданно полились слезы. Он чувствовал себя бессильным ничтожным человеком, с которым можно сделать всё, что угодно, и эта красавица, нет, эта ведьма, превратившаяся в красавицу, проделывает с ним такие же фокусы, какие были в ассортименте у Полозова - ее учителя. Откуда эта информация появилась в голове Альфреда, понятно, естественно, не было, но он точно знал, что между ними обоими существует какая-то едва заметная связь, держащая их, вероятно, долгие годы друг возле друга.

  Кондрашкина оторвалась от своей бумажки и протянула ее Трясогузову.

  - Вот это передайте, пожалуйста, товарищу Полозову - пусть он свяжется со мной, как только сможет. Хорошо?

  Альфред кивнул.

  -Всё, вы можете ехать домой, - сказала она и вновь улыбнулась, только, на сей раз, никакого очарования в этой улыбке не было: чуть суховатые тонкие губы, совершенно не во вкусе Трясогузова, едва растянулись, не вызвав в нем ответных эмоций. Он равнодушно посмотрел на обычную женщину с темными волосами, с обычной же, как у всех, фигурой, не рождающих никаких озорных мыслей.

  Трясогузов взял листок бумаги, сунул его в карман, приделанный сбоку, пониже правого подлокотника, и, словно на автомате, включил моторчик, разворачиваясь на месте. Он подъехал к двери кабинета. Толстяк, не успев до нее дотронуться, увидел, как она сама открывается, а коляска выезжает в маленький коридорчик, где его уже встречал охранник.