Королев посмотрел на старый письменный стол, за которым никто из них ни разу не сидел, да и не собирался. Заваленный кучей разных бумаг, с зеленой лампой в правом углу столешницы, за ненадобностью, придвинутой к самой стене, стол был покинут лет десять назад. С него ни разу не вытирали пыль, не смахивали с ножек паутину, клоками повисшую, словно куски старой серой тряпки. Вообще, весь тот угол был каким-то заброшенным, и никто не стремился вдохнуть туда хоть сколько-нибудь жизни. Вот в этом "мертвом" уголке кот и нашел свое лежбище: никто не гнал его с вороха бумаг, а ему и то радость - пошелестеть когтями по скрученным ватманским листам, покрытым желтой сантиметровой пылью.
Петрович пошел отдыхать, а Кульков остался в мастерской по какой-то своей надобности.
Придя в комнату отдыха, Королеву бросилось в глаза, что никто не лежал на своих кроватях - все были, что называется, на ногах - шел оживленный спор сразу между всеми, кто сейчас был здесь. Такого Королев еще не видел - сотня человек, спорящих о том, что столовую закрывают, и что теперь есть они будут здесь, в этой самой комнате.
- Тогда все тараканы к нам сбегутся, - говорил один.
- Не бойся - их давно здесь нет: радиация давно всех убила.
- А, может, совсем наоборот - вскормила? - отозвался третий спорщик. - Слыхали, на днях кто-то заявил, что все они живут в метро, и так же, как в крупных городах, достигают довольно внушительных размеров и изобилуют многообразием форм.
- Да ладно вам придумывать, Степан Викентьевич. Вы еще скажите, что обыкновенный таракан вдруг превратился в необыкновенного, скажем, гигантского краба...
- А что вы думаете - и скажу: да, таракан мог стать крабом, если дать ему жить рядом с морской водой, ежедневно облучая его малыми дозами радиации. Учитывая специфику работы наших лабораторий, не удивлюсь, что в метро уже выросло такое чудо-юдо, что, раз взглянув на него, вмиг забудешь и свое имя, и собственный идентификационный номер.
- Вы, разве, его еще помните, уважаемый Степан Викентьевич?
- Я всё помню! - воззрился тот разгневанными очами на своего визави. - Я всегда должен помнить свой номер. На всякий случай. Тем более... Тем более, в этом страшном месте.
- Почему же страшном, позвольте вас спросить? Вот мне, например, чрезвычайно комфортно работать под искусственным освещением семнадцать часов в сутки - я чувствую себя нужным коллективу, и, следовательно, не зря живу на свете.
- Вы сейчас смеётесь что ли? - чуть не плача отозвался Степан Викентьевич. - Какая может быть радость, когда сидишь на вулкане, да еще знаешь, что кроме участи смертника, нам здесь ничего не светит? - он дрожал от гнева, и готов был кинуться с кулаками на собеседника, но понимал, что двухметровый бородатый детина, профессор по микробиологии, Курт Люттэ, при желании, сомнет Викентьича в комок, и выкинет в окошко, нарисованное на стене комнаты.
- Этот спор мне положительно надоел, Степан. Давай-ка, лучше, в шахматишки перекинемся, а то опять не уснешь от нервов, - басом прогремел гигант на всю комнату.
Его товарищ странно дернулся при последних словах и пошел к своей тумбочке за шахматной доской.
Между тем спор в комнате не утихал: всем хотелось знать, что же будет со столовой, и кто, собственно, будет им приносить еду в таких количествах. По сути, предполагалось, что завтраком, обедом и ужином будут кормиться одновременно триста человек, а это не совсем легкая задача - три раза в день таскать еду в другой конец коридора, то есть, примерно, полкилометра.
- А почему столовку закрывают? - спросил Петрович у Люттэ.
Бородач к нему обернулся и сказал:
- Никто не закрывает нашу столовку - просто они временно отдают помещение под фармацевтическую минифабрику, потому что все тесты прошли успешное испытание, и теперь надо, в срочном порядке, приступать к изготовлению вакцины, а кабинетов не хватает.
- А где они будут еду готовить? - спросил кто-то из толпы.
- Не наши проблемы, - громко ответил бородач, - этим занимается администрация, поэтому не надо паники!
Тут его прервал Степан Викентьич, грозно сверкая очками и потрясая шахматной доской:
- Уважаемые коллеги, давайте уже расходиться по своим делам.
Петрович понял, что сказанное относилось больше к нему, чем к Люттэ. Он извинился и отошел в сторону. Чудесным образом все спорщики, следуя примеру "шахматистов", как по команде, стали расходиться по своим углам, берясь, кто за карты, кто за телевизионный пульт. Через пять минут в комнате наступила полная тишина - спорить было более не о чем: обо всем позаботится руководство, а остальное - суета.
Глава 9
На следующий день Королев вновь столкнулся с Наумочкиным, правда, тот куда-то страшно спешил, и, едва поздоровавшись, бросил на ходу:
- Позже поговорим, только напомните мне обязательно!
- О чем напомнить? - сказал самому себе Петрович, видя, как мелькает спина убегающего Наумочкина.