Рейс

«Сейчас попросит права», — с ужасом подумал Алехин. В сегодняшнем состоянии он не мог вспомнить, какие у него документы в бардачке этой машины, если вообще там что-то было. Полицейская обязана убедиться, что у него с собой права и хотя бы копия страховки. Только после ее требования можно потянуться к бардачку. Если сделать это по собственной инициативе, офицер вправе открыть огонь на поражение. В Калифорнии без страховки ездить нельзя — штраф семьсот двадцать долларов. Это, в общем, не такая проблема, но придется ехать в участок и тогда… Алехин, как мог, заполнил паузу своей улыбкой, открытой и располагающей, как он надеялся. Надежда оправдалась.

Полицейская сверкнула ему в ответ классической американской широкой и белозубой улыбкой с брекетами, на которых красовались искусственные бриллианты, выпрямилась и приложила руку к своей черной бейсболке с эмблемой полиции Лос-Анджелеса:

— Оk, drive carefully, sir. Have a nice day![27]

Она изящным жестом руки оттолкнулась от крыши «Тойоты» и широкими сильными движениями атлетических загорелых ног в коротких атласных черных шортах легко и уверенно заскользила дальше вверх по бульвару Линкольна.

— Уф!.. — выдохнул Алехин, открыл бардачок и достал бумаги. У него в руке оказались права на имя Юрия Жданова и ксерокопия страховки. Пистолета там не было. Хотя наличие оружия в бардачке не понравилось бы полиции меньше, чем отсутствие прав.

Российский загранпаспорт и грин-карта на имя Жданова ожидали Алехина в сейфе в маленькой (одна спальня) съемной квартире в Санта-Монике в двухэтажном апартамент-хаусе на углу Линкольна и Монтаны. Там же было около двухсот тысяч наличными, два айфона, два пистолета и набор кредитных карт на оба его нынешних имени — Григория Хорунжего и Юрия Жданова. На фамилию последнего предусмотрительный Алехин и снимал квартиру, как запасной аэродром на «случáй боевой тревоги».

Сергей открыл Wi-Fi, вошел в Интернет, проверил билеты. Все так. Рейс завтра в десять утра. Лена и девочки должны были уже приземлиться. Но им еще предстоял стыковочный рейс из Бангкока в Самуи. Разница во времени с Лос-Анджелесом — пятнадцать часов.

«Ночью звякну им в отель», — решил он.

Алехин налил себе полбокала «Джемисона», из диспенсера холодильника насыпал в бокал льда и сделал маленький глоток. Понял вдруг, что умирает от жажды. Достал банку ледяной кока-колы с пружинящими, запотевшими и обжигающими пальцы боками, выпил ее одним глотком, затем вторую. Снова пригубил виски и уселся на диван перед телевизором на стене, положив ноги на журнальный столик.

Он не стал включать телевизор. Закрыл глаза и… В мозгу вдруг опять возник образ растерзанного морского льва.

Алехин был несметно богат. В четырех европейских банках и в Bank of America на номерных счетах и в сейфах у него в общей сложности было более пятидесяти миллионов долларов. Но даже со всем этим несметным богатством ощущал он себя сейчас загнанным и обреченным зверем, вроде… этого несчастного морского хищника. Ну, разве что живым. Пока что.

Один. Без семьи, без друзей. С чужими документами. С прошлым, которое преследует его по пятам. Не отпускает. Как он оказался здесь? Как он стал самым несчастным миллионером? Что дальше? Всю жизнь в бегах? Каждую секунду трястись за жизнь своих родных, которые так далеко. Они — словно мираж, который невозможно потрогать, к которому даже приблизиться невозможно…

Псковская область. Три года назад

Прохладным ранним утром нежаркого московского августа Алехин садился в «Лэнд Крузер». На пассажирское сиденье рядом с полковником Антоном Слуцким, своим прямым и непосредственным начальником и единственным другом. Им, полковнику и подполковнику полиции, или милиции, как она называлась еще несколько месяцев назад, предстояло проехать около семисот километров до Нарвы, пограничного эстонского города. Сопровождать грузовик с «сигаретами». Никому другому поручить этот ценный груз Книжник не мог. Антон отвечал за его доставку головой. И доверял только Сергею. Только они знали, что по возвращении получат причитающиеся им пятьдесят тысяч зеленых на брата. За один рейс. И ни цента меньше, как любил приговаривать Антон.

Девочки спали, когда Алехин уходил. Лена встала за час до него. Возилась на кухне, сварила ему овсянку, кофе, сделала бутербродов в дорогу, налила в термос чаю. Они обнялись, поцеловались. В губы. Дольше, чем обычно.

— Задержишься еще на полчасика? — улыбнулась она и взглянула на него такими теплыми и… родными карими глазами.

Сергей с трудом оторвался от нее. Взял пакет с продуктами. Поправил рубашку и свитер поверх броника.

— Не торчит? — спросил он.

— Что не торчит? — с той же веселой улыбкой переспросила она, протягивая руку к его поясу и поправляя пряжку на ремне. Махровый халат у нее на груди распахнулся от этого движения, и его вновь потянуло к ней как магнитом. От нее пахло теплом, постелью, любовью.

— Господи, ты все об одном и том же! — засмеялся Алехин, и шрам на его левой щеке заплясал. — Я спрашиваю, броник не торчит?