Рейтар

Прорубились. Лейб-драгунский эскадрон лег весь, до последнего человека. Не выдержали напора, смелых мы выбили, а духом слабые бежать бросились, и их уже на ходу достреляли. А сзади, к броду, уже накатывала лава степняков. Нет, не удержаться, не отбиться нам, только уходить на усталых конях.

Ван в седле еле держится, на плече след сабельного удара, в груди дыра от пули, изо рта кровь ручьем. Как вообще еще дышит – непонятно, такой вот у нас крепкий сотник. Из командиров один я живой, все полегли. И Абель пал, и Толстый Бэлл с сыновьями. И осталось нас два десятка, из них половина раненых.

– Арвин, веди людей к городку, – прохрипел Ван. – Я не жилец, помру в любой момент. Доведи и спаси наших, одного прошу. Обещай.

– Клянусь душой и посмертием, – сказал я, сотворив знак Брата и Сестры.

– Веди. А я… сколько успею, – сказал он и развернул коня навстречу преследователям.

– Сотня, за мной! – крикнул я.

Барат уцелел, шашка в крови, на руке порез длинный, но живой и ранение не тяжелое. Еще из моего взвода только гранатометчик живой, Бер, на нем вообще ни царапины, словно не прорывался только что в смертном бою через вражеские порядки. Остальные все из других взводов, кто откуда.

8

Нас почти не преследовали. Что такое два десятка усталых и израненных людей на фоне такой великой победы, когда навсегда уничтожены были главные силы народа вольных? Надо ли верить в то, что Второй полк уцелел? И степнякам лагерь грабить хотелось, трупы раздевать, а не за нами гоняться. Проскакали от места боя с лейб-драгунами с версту всего, не больше, да и развернулись назад.

Мы вскоре перешли на шаг. Удалось отловить коней, и из-под вольных и лейб-драгунских, взять в повод. Потом привал объявил, кони уже сами на шаг сбивались, да и тот спотыкающийся.

– Коней обиходить. Раненым помочь. Оружие к бою приготовить, боезапас из сумок пополнить, – скомандовал я.

Кони наши, кони. Сколько они сегодня вынесли. Вынесли, и нас спасли. Хоть и спешим мы дальше, но гнать их уже нельзя. Конь слабее человека, столько не выдержит, ему отдых нужен. А отдохнув, тебе за это отплатит службой.

– Мастер взводный, что же это такое?

У Барата слезы в глазах. Не его уму, которому от роду семнадцать лет, такую бездну подлости враз постигнуть. Для этого старше надо быть, насмотреться на людей побольше, особенно на тех, кто при власти и богатстве. Тогда и удивляться разучишься. Не зря ведь я с первого момента подлость какую-то подозревал, все она мне покою не давала.

– Что, спрашиваешь? – обернулся я к нему. – Князь со степняками спелся, нас истребить решил. Поперек горла мы ему были со всеми нашими вольностями.

– А как же он со степняками теперь?

– А он дурак, – категорически ответил я. – Ему злоба глаза застит, ничего дальше этого не видит. Вожди степные, небось, наобещали ему чего-то, на идолах поклялись, вот он и думает, что теперь все хорошо будет. А не будет.

– А мы как? – растерянно спросил он.

– А мы – как выйдет. До городка дойти надо, семьи забрать. А потом… потом видно будет.

– Потом другую землю искать надо будет, – сказал кто-то из бойцов, пожилой, уже почти обозного возраста. – Земли много, найдем свободную.

– Земли много, да воды мало, – буркнул кто-то в ответ.

Обихаживал Кузнеца долго, со старанием. Обтер, вычистил, осмотрел, не набилась ли холка, не потерла ли подпруга. Размял сухожилия на могучих ногах, подчистил копыта. Благодарил тем самым за службу и дружбу. Затем взялся за трофейную лейб-драгунскую лошадь. Пойдет со мной за заводную. Лошадь молодая, только в служебный возраст вошла, серая в яблоках, у «Синих Соколов» только такая масть и была. Породы горской, легче моего Кузнеца, хоть по высоте почти такая же. С прямой головой, острыми ушами, тонкими ногами.

Осмотрел ее, нашел от седла набитость легкую, несильную пока.

– Ничего, – сказал. – Ты с нами в поводу пойдешь, с сумками, заживет. А наезднику твоему я бы по заднице плетью дал бы раз сто, пока не подохнет. Впрочем, он по-любому подох, так что теперь все в порядке. Надеюсь, что сам его срубил.

Разбинтовал ноги, осмотрел. Нет, тут все в порядке, видать, из чистого выпендрежа лейб-драгуны их бинтуют, а оно только для манежа и надо или конкура. Хорошая лошадка, не подведет. Разве что упрямая немного, молодая, но с этим мы справимся.

– Как пойдем, взводный? – подошел ко мне тот самый пожилой боец, что недавно другую землю искать собирался.

– Степью пойдем, восточней, – ответил я. – Дорогу они наверняка перекрыли, так что там не пройти, а степь большая. К Глубокой балке, она нас с запада прикроет, потом на Валовы Холмы двинем. К послезавтрему на месте будем.

– Да, так можно пройти, – согласился он.