– Будет лучше, если я повторю это все слово в слово, выйдя за порог? – прервал его Арио. – Что-то изменится? Я не произношу эти слова, я их только передаю, решать не мне. У вас есть выбор – свобода и покровительство самого могущественного правителя этого мира – или объявляйте его своим врагом. Тогда война. Все или ничего.
6
Нас не прогнали, а продолжали и дальше принимать как почетных гостей. Потом мы еще три дня ждали в лагере. Видно было, как время от времени группы всадников уходили в горы, такие же группы появлялись оттуда – в селе явно шли активные переговоры между племенами. Нас каждый день приглашали разделить трапезу, но мы вежливо отказывались. А хозяева не настаивали – нам пока ничего не ответили, и невежливостью это не считалось.
На третий день, примерно в обеденное время, в лагерь приехал Хорг в сопровождении еще четверых очень важных, осанистых стариков, при этом все еще ловко сидевших в седлах. Кивнув, он как должное принял помощь Хрипатого, придержавшего его коня, слез с седла, затем подошел к Арио, сопровождаемый спутниками.
– Когда ты сможешь дать нам золото?
– А когда я увижу преступника?
Арио даже имя не стал произносить, чтобы лишний раз не напоминать горцам о том, что разговор все же идет о их правителе, хоть и бывшем, который теперь превращается в предмет для торга.
– Ближние Орбеля могут уйти?
– Могут. Их не будут преследовать.
Ближних у Орбеля не было – он вдовец, а его сын еще младенец, претендовать на трон он пока не может. А когда вырастет… еще и вырасти надо. Да и много облаков к тому времени проплывет над головами.
– Скажи, когда золото будет у тебя, и тогда мы приведем Орбеля, – солидно сказал Хорг. Арио просто молчал и глядел ему в глаза, и тогда вождь добавил: – В этом я клянусь Братом, Сестрой, их милостью и своим посмертием. И клятву не нарушу.
– Золото здесь. – Арио показал на свою палатку, хотя на самом деле мешки лежали в коляске. – Привозите.
По лицам молча стоявших вождей промелькнула тень досады: горцы, оказывается, были прямо рядом с кучей золота, но так его и не отняли. Не думаю, что они об этом конкретно подумали, никто не решился бы захватить золото победившего Вайма и рассчитывать с ним сохранить мир, но такова их натура – разбойничья.
– Мы привезем его скоро, – кивнул Хорг важно, после чего добавил: – Старейшины пока останутся с вами как заложники. Никто не нападет.
Старики разом кивнули.
Обычай для горцев привычный. Клятвы клятвами, но до конца они даже друг другу не доверяют. Скорее они друг другу даже меньше доверяют, чем кому-то еще, не зря между племенами вечная вражда, но сейчас они вынуждены действовать вместе.
Хорг ускакал, а я объявил сотне полную готовность. Понятное дело, что на такой позиции, которая со всех сторон простреливается, удержаться всего полусотней даже очень хороших бойцов против множества горцев мы не сможем, но не ждать же судьбы просто так? А так надежда больше на клятву Хорга.
Неужели теперь действительно все? Месть моя завершена? Вайм изжарит Орбеля – и что дальше? Странное ощущение возникло – вроде шел, даже бежал куда-то, трудно и долго, вроде и дошел – а там ничего нет. Вообще. Чистое поле – и ничего больше, до самого горизонта. И ты пытаешься отдышаться, оглядываешься вокруг и не понимаешь, что вообще вело тебя сюда?
Месть свершилась. Почти. Но свершится. Никто не даст мне самому перерезать князю глотку. Если его отдадут – я смогу, но… так нельзя. Потому что я выполняю приказ, который принял. Я не нарушаю приказы, я или встаю в строй и подчиняюсь им, как сейчас, или не встаю. Но теперь я в строю. Да и какая разница, чья рука убьет Орбеля? Уверен, что смерть в руках палача будет страшнее стократно, чем от моей руки.
Почему не радостно? Почему я ничего не чувствую вообще? Что не так?
Повернув ладонь к себе, я разглядывал длинный белый шрам от разреза ножом. Отсюда лилась кровь на могилу моей семьи, когда я произносил слова самой страшной клятвы в моей жизни. Чего я жду? Шрам засветится и подаст знак? Или мне какое-то знамение нужно?
Что мне делать дальше, если нет больше никакого смысла в моем существовании? Пуля в лоб? А револьвер не выстрелит, я знаю, осечка будет, как тогда у Нигана, потому что это неправильно, не должен я уходить так. Бесчестно для воина, который не ранен и которому не грозит плен. Если ты жив – ты чего-то еще не сделал в этой жизни. Не успел еще. Поэтому и жив, судьба не слишком бережет совсем лишних людей. Другое дело, что многие до конца жизни не понимают, зачем существовали столько лет, но это уже не вина высших сил – они свою часть договора выполнили, дав тебе продышать ровно столько, сколько отпущено судьбой.
Что я не сделал?
Орбеля привезли большой толпой, похоже, что верхушки нескольких племен присутствовали в полном составе. То ли не хотели момент падения бывшего князя пропустить, то ли боялись за справедливый раздел золота. Скорее всего, и то и другое.