Рейтинг лучших любовников

– Учись, студент! – сказал он. – Когда станешь вот так же сбивать горла с бутылок – пойдешь на охоту! Пока будешь промахиваться, с собой не возьму! Тренируйся, как я сказал, на коробках для обуви или… – Лысый хохотнул, – на кошках!

Выстрелы показались Андрею оглушительными. Еще ему казалось, что сейчас завоет сирена и из-за полуразрушенного угла комбината выедет милицейский наряд. Но никто ниоткуда не выехал. Лысый сбил горлышки с трех бутылок, а одна разлетелась в мелкие брызги.

– Теперь ты, – приказал он и поставил на ограду еще одну пивную бутылку.

Андрей еще раз полюбовался гладкими черными боками своего «макарова», старательно прицелился и нажал на курок. Руку резко отбросило в сторону. Бутылка осталась стоять на подоконнике целой и невредимой. Андрей растерянно посмотрел на Лысого. Тот презрительно скривился и сказал:

– А ты думал это такое легкое дело: придешь и всех постреляешь? Ни хрена! Это тебе не с Машкой целоваться! Это, если хочешь знать, вообще не каждому дано! Гляди, как надо! – И Лысый опять ловко отбил горлышко пивной бутылки.

– И сколько же ты тренировался, чтобы так? – спросил Андрей.

– Да… немного… – махнул рукой Лысый. – Я как взял пистолет в руки, сразу понял – мое! Но, чтобы бить точно в цель, месячишко мне понадобился. Каждый день стрелял. Столько шариков извел – ужас! Честно говоря, поначалу и в коробку не попадал! А потом этих коробок с газетами штук десять измочалил! Мамаша вопила – страсть! Каких-то коробок ей жаль, прикинь!

– Месяц – это много… – Андрей Корзун будто и не услышал про количество коробок и жадную до них мамашу Вовы Лысого.

– А ты куда спешишь, Андрюха? Что задумал-то? Может, поделишься?

– Это мое личное дело, – буркнул Андрей.

– Ну, гляди… Не вляпайся. Оружие, конечно, не боевое, но стальные шарики могут тоже так поранить – будьте-нате! Парняге из соседнего двора руку прострелили – в больнице лежал!

– А шарики? Если вдруг все исстреляю и не найду. Тогда что?

– Договоримся! Не боись! – Лысый снисходительно потрепал Андрея по плечу. – Были бы деньги, а шарики найдутся!

* * *

– Андрей, давай поговорим. – Катя положила руку сыну на плечо и с тревогой заглянула в глаза.

– О чем? – сразу насторожившись, спросил Андрей.

– Сядь, – Катя показала ему на диван.

– Мам! Ну к чему такие торжественные приготовления? Давай я тебе стоя все расскажу. Что тебя интересует?

– Меня беспокоит, где ты опять пропадаешь вечерами. Ты поссорился с Машей?

– С чего ты взяла?

– Она звонит. Тебя нет. Я не знаю, что ей говорить… Она может подумать, что ты ее избегаешь, а я на твоей стороне.

– А ты на чьей стороне? – как-то недобро ухмыльнулся Андрей.

– Разумеется, я на вашей с Машей стороне! Я хочу, чтобы вы… дружили…

– Мам! Нам не по десять лет!

Катины щеки залила краска, но она заставила себя ответить честно:

– Ну… если вы полюбите друг друга… то… словом, я буду этому только рада.

– Да? – удивился Андрей. – А тетя Вера почему-то не рада. Кстати, мам, ты не знаешь, за что она меня ненавидит?

– Не преувеличивай, пожалуйста. – Катя передернула плечами и, чтобы не продолжать эту скользкую тему, решительно перешла к другому вопросу: – И вообще! Я последнее время совсем не вижу тебя дома за уроками. Скоро выпускные экзамены! Чем ты занимаешься, Андрюша?

– Ничем таким, о чем тебе стоило бы беспокоиться! – слишком поспешно ответил он.

– И все-таки?

– Ну… гуляю… с друзьями…

– Андрей! – надрывно крикнула Катя. – У тебя появились очень плохие друзья! Они чуть не довели тебя…

– Мама! У меня нормальные друзья! И уроки я делаю! Не беспокойся! Скоро, между прочим, родительское собрание… кажется… в эту пятницу. Вот все про меня и узнаешь!

Андрей посмотрел исподлобья на мать совершенно не понравившимся ей взглядом и вылетел в коридор. Через минуту хлопнула входная дверь. Сын ушел. Катя бросила взгляд на часы. 22.15. И почему надо гулять именно по ночам?

* * *

Антон Зданевич вышел в отставку и вернулся к родителям в Питер.

После школы, отказавшись от поступления в институт, он в первый же осенний призыв пошел в армию, и был отправлен под Хабаровск. Служилось ему неплохо, и он решил не демобилизовываться: остался на сверхсрочную. Он, пожалуй, служил бы и до самой пенсии, если бы не язва желудка. Она периодически открывалась и укладывала Антона в госпиталь. В конце концов на больничной койке он начал проводить времени гораздо больше, чем в воинской части. Он решил не дожидаться, когда его комиссуют, и сам вышел в отставку по состоянию здоровья.

В Петербурге Антон не появлялся более восемнадцати лет. Собственно, он и уезжал-то не из Петербурга, а из Ленинграда. Конечно, у него случались отпуска, как и у всех нормальных людей, но в родной город с новым названием его не тянуло. Родители обижались, но он отговаривался тем, что на поезде от Хабаровска ехать надо около недели, да еще с пересадкой в Москве или Омске. А если лететь самолетом – по миру пойдешь: слишком дорогие билеты. По этой же причине родители к нему тоже не приезжали. Восемнадцать лет они обменивались письмами, фотографиями и изредка разговаривали по телефону.