Антон Зданевич знал, что ничего хорошего от этого дня рождения ждать не стоит. Он согласился сюда прийти ради жены и сына, но, похоже, напрасно. Судя по всему, в семействах двух подруг только что произошла какая-то серьезная и общая неприятность, поэтому оживление за столом вымученное и натужное. Вере, Кате и их мужьям хочется говорить совсем о другом, но они вынуждены задавать дежурные вопросы про Дальний Восток, хвалить очень удачную специальность Ольги как медсестры широкого профиля и рассказывать Генке про питерские вузы. Ольга выглядит хорошо и ведет себя достойно. Антону не приходится за нее краснеть.
Он изо всех сил старается не смотреть на Катю, но взгляд то и дело выхватывает ее из всех. Антон видит, что ей плохо, что она с трудом держит спину, а глаза блестят так, что из них в любой момент готовы политься слезы. Как же ему хочется утешить ее! Провести рукой по щеке, по гладким темным волосам. Именно сейчас, глядя на Катино измученное лицо, он вдруг до дрожи в груди осознал, что любит ее. И весь его аутотренинг – ерунда! Сколько бы он ни пытался не думать о ней, убеждать себя в несомненной привлекательности жены, все его существо тянулось к другой женщине, которая сейчас сидит рядом с мужем, гигантом и здоровяком, симпатичным и, наверно, неплохим человеком. А что, если поговорить с ним напрямую? Он, Антон, любит Катю. Катя любит его. А жизнь так коротка… Если Катин муж – настоящий мужчина, он должен все правильно понять. Дети у них у всех уже вполне взрослые, да и никто не собирается бросать их на произвол судьбы!
Глупости! Какие же дикие мысли приходят ему в голову! А как же Ольга? Ее-то куда деть? Антон покосился на жену и впервые за годы совместной жизни заметил, какой чистый и четкий у нее профиль, какое гордое и независимое выражение лица. Нет… она тоже хороша собой, его жена… Она не хуже Кати, она просто другая… И он никогда не сможет ее бросить, потому что… потому что, если бросит – никогда себе этого не простит. Так что же делать? Он совсем запутался… А Ольга и не подозревает, что происходит. Ей даже не может прийти в голову, что разговор между гостями и хозяевами является камуфляжем и туфтой. На самом деле сидящих за этим столом связывают куда более сложные отношения, чем супружеские, чем школьная дружба. Еще неизвестно, что затеяла Вероника. Когда Антон с семейством только зашел в их квартиру, ее глаза были на мокром месте, но сейчас она уже вполне пришла в себя. И, надо признать, выражение лица Вероники-Да не предвещает ничего хорошего. Почему все зовут ее Верой?
Машу мутило. То ли начался токсикоз, о котором она столько читала и слышала, то ли на нее так тяжело подействовала история с Андреем, отцом и пистолетом. Неужели Андрей в самом деле стрелял в отца? Зачем? Вот когда он стрелял в негодяя Немоляева и под ноги подлецу Зарудину, все было понятно и правильно. Но что Андрею мог сделать отец? Он был для Маши самым близким и любимым человеком. С мамой ей всегда было непросто. Вера Николаевна – сложный и даже где-то жесткий человек. В их семье маленькую Машу наказывала только мама, а отец всегда жалел. Он вытаскивал ее из угла, целовал в мокрые щеки, укладывал в постель и рассказывал бесконечные сказки про котенка Полосатика и песика Желтые ушки. Маша хранила в душе эти сказки и собиралась рассказывать их своему малышу. Именно папа был поверенным всех ее девчачьих тайн, именно ему первому она сказала, что влюблена в сына друзей дома до слез. И он одобрил ее выбор. Что же произошло между ним и Андреем? Андрей и отец – самые любимые люди! Как же ей, Маше, теперь быть?
И этот Геннадий почему-то так пронзительно смотрит на нее своими красивыми глазами. Зачем парню такие красивые женские глаза? У Геннадия они голубые, очень светлые, но все-таки какие-то неземные. Редкие. Впрочем, ей нет никакого дела до его глаз. Во-первых, она любит другого и даже ждет от него ребенка, а во-вторых, на нее свалились такие неприятности, что думать о чем-нибудь другом, кроме них, она не в состоянии.
Валентин Корзун, хотя и изображал своим видом полное спокойствие и уверенность в себе, был совершенно подавлен и растерян. Он не мог понять, зачем Андрей стрелял в Славку. Вот если бы сын стрелял в него, в собственного отца, он бы понял. Ведь он, Валентин, самым иезуитским способом высказал Андрею свое мнение на предмет его женитьбы на Маше. Конечно, он вел себя не лучшим образом, но так было нужно для дела. Иначе просто нельзя. Кстати, надо как-то умудриться сегодня же переговорить о детях с Верой, с глазу на глаз.
Чем же Славка умудрился так уесть Андрея? Неужели тоже запретил жениться на Маше? Неужели Вера ему все рассказала? Нет… Не может быть… Если бы рассказала, то все «веселье» шло бы сейчас совершенно в другом ключе.