Извини, братишка. Я снова ввязался в эти подковёрные игры и теперь ощущаю себя шпионом-неудачником. Ну не моё это! Всякие хитрости, многоходовочки, обман ради блага и прочая лабуда, прикрывающая обычный шкурный интерес. В моём случае, возможность сбежать из психушки, которая находится внутри астероида.
Для этого я не только бухаю, как последняя тварь с доктором-спецом, но и навязываюсь в друзья террористке-биоанархистке. Причём, не известно, что для меня опасней.
Зигмунд, не жалея ни меня ни себя, пьёт только медицинский спирт. А это даже для моей тренированной печени слишком уж суровая проверка на прочность.
Ну, а Ультра может просто удалить меня, как устаревшую аугментацию.
Вот и мечусь между двумя огнями, словно петух с подпаленными крыльями.
Хрипло кукарекнув, я действительно забегал по своей палате, нелепо кривляясь и взмахивая руками.
Потом, не выдержав тяжёлого звона в своей гудящей от похмелья голове, свалился на пол и, свернувшись калачиком, тихонечко завыл.
— Заткнись! Заткнись, ублюдок! — закричал я внутрь себя, словно мог заставить его замолчать.
Но тишина пришла. Спокойная, тягучая, усыпляющая.
Неужели у меня действительно есть силы, чтобы утихомиривать Бога тусовок? Или это случайность?
Ответа не было.
Если только не считать тихое поскрёбывание откуда-то сбоку, прямо из стены.
Галлюцинации?
Копошение сдвинулось и перешло на потолок, где, аккуратно вытолкнув пористую пластину вентиляции, вылезло в виде Прожоры.
Виртуозно приземлившись, скотт настороженно двинулся в мою сторону, постоянно принюхиваясь. Он будто ждал от меня какого-то подвоха.
Я лежал не шевелясь.
Наконец, он почувствовал во мне что-то знакомое и родное. Упруго запрыгнув на мои ноги, он, приятно топая своими лапками, устроился у меня на груди. И сразу же в моё сознание хлынул поток образов, эмоций и сумбурных чувств.
Страшно, голодно, заманчиво пахнет. Темнота, пронзаемая лучами тепла. Низкий гул и волны влажного воздуха. Узкий проход тянется очень долго. Но оттуда тянет так вкусно, что желудок берёт командование на себя.
Решётка. Можно пролезть. Передо мной огромные чаны с чем-то бурлящим, красновато-бурым и пахнущим внутренним запахом друга. Тянущиеся ленты, на которых сокращаются куски чего-то склизкого и аморфного.
Сглатываю слюну. Всё это съедобно, вкусно, питательно. Хоть и непривычно.
Осторожно перебираюсь на потолочную балку и иду дальше.
Видение гаснет…
Прожора уютно свернулся калачиком и тихонько похрапывал. Только сейчас я заметил, что его мордочка измазана багрово-коричневым. Засохшие пластинки чей-то крови осыпались с неё прямо на белый пол.
Я поднял парочку и растёр пальцами. Понюхал.
Где же ты был малыш? И самое главное, что ел? Неужели в этой больнице есть ещё секреты, о которых мне лучше не знать?
— Твою мать, как же от тебя воняет! Не дыши в мою сторону, дебил! — брезгливо бросила Ультра, когда нас вывели на завтрак.
Её палата теперь и вправду располагалась напротив моей. Двести первый не соврал. После нашей ночной беседы, он воспринял мою, достаточно бредовую, идею вполне реалистичной.
— Эта Ультра, конечно, девица особого мировоззрения. Я бы даже сказал уникального. В ней сочетаются столько противоречий, что впору про неё отдельную главу в моей книге писать. Примёр её психического состояния идеально впишется в часть о современных видах биполярной циклотимии.
Так что, твоя импровизация может и сработать.
Со своей стороны, я помогу вашей авантюре всеми доступными способами. Тебе же следует держаться возле неё, пока вы не прибудете в её нуклеотидную ячейку, — уверенно вещал Зигмунд Карлович после третьего стакана медицинского спирта.
— Какой ячейки? — не понял я.
— Нуклеотидной. Это блок полимерной молекулы ДНК. Биоанархисты ассоциируют структуру своего сообщества с геномом, где каждая революционная ячейка автономна и имеет возможность к самокопированию.
Это достаточно сложное социальное формирование, которое, тем не менее, называют достаточно простым термином «венерианский биоанархизм».
Как-нибудь я расскажу тебе о нём поподробней. Но сейчас лучше сосредоточиться на практической части, — он сделал внушительный глоток из своего стакана и, крякнув, занюхал рукавом своего халата.