– Тогда приступим, – сказала она, выпрямляясь и поворачиваясь к стойке со стерильными инструментами. – Как поступим? Вы сами откроетесь или мне придется взламывать корпус при помощи резака?
– Зачем? – спросила она, а потом неожиданно стала вытирать лицо, на котором, по ее ощущениям, словно налипла паутина. – Что вы делаете? Я чувствую это! Что вы делаете?
– Ого! Любезно прошу больше так не делать. – Она помедлила, а затем спросила: – И что вы увидели?
– Проклятие, Гидеон! – фыркнула она. – Вряд ли вы обладаете чем-то, чего я еще не видела. Так как открыть кожух?
Рейвенор не ответил. С тихим шипением отстегнулись крепления, и верхняя крышка кресла медленно поднялась. Изнутри вырвалось облачко пара. В открывшейся нише горел тусклый синий свет.
– Ох, Гидеон, – произнесла доктор, заглядывая внутрь. – Не повезло тебе, бедолага. – Она надела хирургические перчатки и снова вернулась к нише. – Думаю, мне понадобятся помощники, чтобы...
– Ой! – сказала она. – Полегче с посылкой, пожалуйста.
– Ладно. Если вы настаиваете. – Она наклонилась и погрузила руки в теплую жидкость, обнимая Рейвенора. – Я держу вас? Надежно?
Башесвили вынула его из кресла. Следом потянулись тысячи крошечных проводков от датчиков и трубок капельниц, облепивших инквизитора, точно водоросли – днище корабля.
– Все в порядке, Гидеон, – успокаивающим тоном произнесла она. – Тише, тише. Все хорошо. Я держу вас. Гидеон?
Мокрый, вымазанный в крови бледный мешок дышащей плоти, который она держала в руках, был очень тих.
– Гидеон?
– Они нам не верят? – зарычала Ангарад.
– Нет.
– Они не верят нам? – повторила она.
– Нет! – сказал Нейл. – А теперь тише. Я думаю.
– Мы в тысяче лет, – произнесла Айозоб из угла камеры. – Это очень много.
– Я знаю, – сказал Нейл. – А это означает, что подтверждение нашего статуса никогда не придет, потому что нас еще не существует. Я рассчитывал только на отсрочку. Какая ирония! Инсигния подлинная, но для них она – фальшивка. А теперь умолкните и дайте мне подумать. – Ой! – воскликнул он, когда его голову пронзила острая боль.
– Я тоже это почувствовала, – произнесла Ангарад, массируя виски.
– Это Гидеон! – Нейл вскочил. – Гидеон. Ему больно.
– Возможно, – произнесла Ангарад, – но разве нас не предупреждали? Нам ведь рассказывали, что делают кусты с наступлением темноты?
Снаружи уже была ночь. Они слышали, как за узким решетчатым окном шепчется и шелестит колючий кустарник ку'куд.
– Ну, здорово! – прорычал Нейл. – Что ж, у нас остается только один выход.
– Какой?
– Мы должны выбраться отсюда.
Ангарад посмотрела на него из-под полуопущенных век:
– Мне, конечно, не свойственно использовать такое слово, как «если», но...
– Но?
– Прошу тебя, женщина, переходи к сути, – сказал Нейл.
– Если твой разлюбезный друг Гидеон тяжело ранен и его нельзя трогать, ты оставишь его здесь?
– Нет, – сказал Нейл.
– Тогда нет никакого смысла устраивать побег. Тем самым мы бы сами подписали себе смертный приговор. Убежать, чтобы потом остаться?
Нейл вздохнул и прислонился спиной к стене камеры. Он сползал по ней, пока не сел на пол. Ангарад уже было решила, что он сломлен.
– И все картайки такие пессимистки? – спросил он. – Мне казалось, что ты была воительницей.
– Хороший воин знает, когда есть смысл сражаться, – сказала Ангарад.
– А лучший воин знает, когда приходит время для импровизации! – парировал Нейл, начиная стаскивать ботинок.
– Что он делает? – спросила Айозоб, наблюдая за ним.
Ангарад пожала плечами.
Охранники Ланг обыскали их и отобрали не только оружие, но и вообще все железяки. Они нашли нож в сапоге Нейла, моток многофункциональной проволоки на его поясе и даже небольшой камешек-окатыш, лежавший в кармашке на запястье.
Гарлон отвернул задник ботинка и осторожно извлек что-то из-под дутой стельки. Это оказалась тонкая фомка, сделанная из инертного пластека!
– Вот ответ на твое первое
– И что будем делать, когда люк откроется? – спросила мечница.
– Импровизировать, как я уже и говорил, – усмехнулся он. – К этому у меня талант.
– Да, – кивнула Ангарад, – это как раз одно из немногочисленных свойств, которые мне в тебе нравятся.