Ну, вот. В тот вечер, перед моим самым первым выступлением, мы сидели и выпивали. На шее у меня висел амулет, найденный в какой-то археологической экспедиции. Это был такой скифский знак солнца. Я потом видела похожие в Кунсткамере. А в гостях у Андрея сидел очередной сумасшедший… Он был помешан на какой-то языческой религии, и когда по пьяной лавочке увидел мой амулет, то очень завелся. Он бросился на меня и просто сорвал его с шеи. А я и так на нервах перед выступлением, а тут еще этот придурок срывает у меня с шеи медальон. Ну, в общем, завязалась потасовка, и ушла я в слезах, а в «Тоннель» пришла уже совсем никакая. Но тем не менее от первого выступления никто меня не освободил. Я вышла и отыграла часа полтора.
Недавно те же пластинки, что и тогда, я играла на вечеринке у Феди Бумера. Они очень быстрые: 160 ударов в минуту. И теперь я всегда играю их на «минус восемь». То есть замедляя скорость. А тогда, помню, я играла их на «плюс восемь». То есть совсем жестко. Ритм был такой, что следить не успеваешь. Ну, что тут скажешь – время было такое. Жесткое.
– Сколько у тебя?
Чувак говорит:
– Осталось десять!
Я говорю:
– Никому не продавай! Беру все!
Я покупал все подряд, не слушая. Пластинки тогда стоили от шести до десяти долларов. Я только на таком уровне разбирался: либо техно, либо хаус. Я брал эти пластинки, отвозил их к себе и тут же начинал слушать. «Так, – говорил я, – здесь у нас какой то вонючий хаус. Эту пластиночку мы кому-нибудь подарим. А здесь что?». В общем, если из десяти пластинок пять оказывались, что надо, то это был праздник.
– Ты?! Да ты чё? Куда ты лезешь?
В общем, мы сидели на студии, что-то писали, а после студии я побежала в «Тоннель». Был гололед, я упала и свернула ногу. А так как я была очень пьяна, то совсем этого не заметила. Я пришла в «Тоннель» и влюбилась в Андрюшу Хааса. Когда я уезжала, Андрюша Хаас сказал:
– Ну, Ленок, в Германии купи пластинок. Приедешь, мы тебя играть поставим!
И вот с таким напутствием я отправилась в Германию. И там как настоящий инвалид ходила на рейвы с палочкой.
– Я ни в коем случае не буду делать все, что вы от меня хотите. Я приехала танцевать. Я – солидная артистка больших, малых и академических!
На меня стали давить:
– Мы тебя щас, тра-ля-ля!
Я говорю:
– Делайте, что хотите! Но работать я не буду.
Они отвезли меня на вокзал в центре Берлина, бросили там с вещами и с пятью марками в кармане. Слава Богу, паспорт не отняли. А на чаевые от танца я купила себе очень крутые ботинки. В общем, денег не хватило, даже чтобы позвонить. Тогда судорожной рукой я написала своему другу в Париж факс. Вот, мол, я здесь, в Берлине, вообще без денег, но в Россию возвращаться не хочу. Он тут же прислал мне денег, чтобы я доехала до Парижа, но поехала я не в Париж, а на север Германии в Росток. Просто я позвонила другому своему приятелю, а он говорит:
– О! Приезжай сюда! Мы здесь на «Штубнице», все круто!
Я рванула в Росток и там, на рейв-пароходике «Штубниц» зависла сразу на пару недель. Даже умудрилась заработать каких-то денег. Ребята поставили меня на вход, я брала плату и ставила посетителям на руки печати.