Река

Лес на берегу уже кончился. У самой воды стояла низкая избушка, и перед ней сушились рыбачьи сети. Неужели даже в такие времена люди ловили рыбу?

Дальше шла совершенно пустая песчаная коса, а за ней постепенно открывался широкий плес с островом посредине.

- Сейчас увидим. - И Бахметьев поднял бинокль, Только взглянул - и сразу же отпрянул: - Право на борт!.. Два монитора. Вы не знаете, что такое мониторы, так я вам объясню. Это настоящие боевые корабли с броней и тяжелой артиллерией.

- Откуда? - удивился Ярошенко.

- Из Англии, конечно. А наш штаб даже не подозревал. Артиллерист! Четыре меньше! Управляйте огнем, пожалуйста!

Поворот уже был закончен, и залп обеих пушек слился с резким звуком разрыва. Саженях в тридцати от борта вода взлетела высоким стеклянным столбом и вторым чуть подальше.

- Теперь пойдем домой. - Бахметьев рукой отер лицо, а потом руку вытер о бушлат. - А дома поговорим с начальством.

2

Пол стучал дробным стуком колес, скрипели деревянные стенки вагона, и было совсем темно. Только красный отсвет от печки ложился на высокие сапоги военного моряка Семена Плетнева.

- Паровозы здесь ходят на дровах,- сказал глухой голос в дальнем углу.

- Конечно, - согласился кто-то из сидевших на нижних нарах, и снова наступила тишина. Только откуда-то сверху доносился раскатистый храп, и ему вторил гудевший в печке огонь.

- Паровозы ходят на дровах, - повторил первый голос. - И мы тоже топим печку дровами. - Подумал и добавил: - Однако наш вагон идет последним, так что беды здесь нет.

Этот голос принадлежал, по-видимому, артиллерийскому содержателю Машицкому, высокому и степенному моряку из старых сверхсрочников.

Нужно было бы узнать, почему его беспокоили дрова, но спрашивать Плетневу не хотелось. Голова его гудела, как раскаленная печь, и во всем теле разлилась непобедимая слабость.

- Паровозы... - еще раз пробормотал Машицкий.

- Ну, ходят на дровах, - перебил его чей-то молодой голос. - Уже знаем. А какая от этого беда?

- Искры.

Где-то вплотную к вагону прошумели невидимые деревья. Поезд пошел под уклон и начал набирать скорость. Искры золотой струей летели в черном прямоугольнике окна.

- Одного бездымного пороха в картузах мы везем сорок шесть тонн, - сказал Машицкий.

Конечно, от искры мог загореться какой-нибудь вагон с порохом, а ветром раздуло бы пожар в два счета. Впрочем, об этом нужно было думать раньше. Теперь до очередной остановки делать все равно было нечего. Усилием воли Плетнев заставил себя встать.

- Будем жарить блины. Мука у меня есть.

Он поступил мудро. Никогда не существовало блюда привлекательнее блинов тысяча девятьсот девятнадцатого года. Их жарили на чем угодно: на черном сурепном масле, на техническом бараньем жиру и даже на касторке, но они неизменно получались горячими и поразительно вкусными и поедались с истинным увлечением. Они весело шипели на сковородке и своим шипением отодвигали на задний план все прочие события, в том числе и самые тревожные.

Гулко прогремел железный мост, и вагон закачался на повороте. Плетнев голой рукой схватил сковородку, но ожога почти не почувствовал. Только стало еще темнее в глазах и пришлось снова сесть на деревянный чурбан.

- Товарищ командующий!

- Да, - не сразу отозвался Плетнев. Он все еще не мог привыкнуть к тому, чтобы его так называли.

- Готовы блины. Получайте из первой партии.

Теперь он совсем плохо видел. Даже красный огонь в печной дверце казался ему бледным и расплывчатым пятном. Было нестерпимо жарко, и он вовсе не хотел есть, но должен был, раз сам предложил жарить блины.

- Спасибо.

- Пусти! - прокричал наверху чей-то задыхающийся голос. - Пусти, гадюка!

Верхние нары затрещали, чье-то тяжелое тело метнулось в сторону и гулко ударилось головой о стену.

- Что такое? - с трудом выговорил Плетнев, но сверху никто не ответил. Только сквозь стук колес слышно было тяжелое дыхание. - Кто там кричал?

- Это я, - наконец отозвался голос с верхних нар,- минер Точилин. Это мне приснилось.

- Что ж тебе приснилось? - спросил какой-то молодой моряк, и другой, такой же молодой, ответил:

- Не иначе как жена.

Весь вагон дружно захохотал, но внезапно красное пятно поплыло в глазах, и хохот стал звучать все глуше и глуше. Потом наступила полная тишина, и, раскинув руки, Плетнев упал навзничь.

Большая серая река медленно катила свои воды на север, а на севере были враги, и беспомощный корабль прямо к ним несло течением. Он был командующим флотилией, но остановить этот корабль не мог - у него не было голоса.

И искры летели гудящей струей, и уже загорались надстройки, и вот-вот должен был рвануть весь порох, но команда об этом не подозревала и ела блины из его муки.

Огонь подходил все ближе и ближе. Нечем было дышать, а он не мог сдвинуться с места. Он лежал на дощатой палубе, и доски под ним стучали частым стуком колес по стыкам рельсов.

Кто-то поддерживал его голову и вливал ему в рот непонятное, страшное, горячее пойло,

- Пей! - советовал минер Точилин. - Это чистый спирт пополам с чаем. От простуды.