Река Джима

— Франсин Томпсон. Да, я знаю. У них традиция передавать имя от матери дочери, а от отца — сыну.

— Эх, Фрэнни, Фрэнни. Ей было нелегко. Когда она сбежала в королевство, то оказалась отрезанной от… нет, не от семьи. Семьи в Пашлике считались пережитком прошлого. Но от своей общины. От своих одногодков. А Люсия… Я присутствовал на ее церемонии наречения. В королевстве у них был обряд наречения ребенка, во время которого ему на голову лили воду. Я стоял подле нее, дабы стать тем, кого называют лучшим другом. Я держал ее, пока на нее лили воду. А мать Люсии часто исчезала. Фрэнни. Гончий понимает это. Но дочь Гончей, скорее всего, нет. Что катастрофы, переговоры, убийства и спасения значат для ребенка? Ее вырастили Дрейк и Мари Тенботтлз, техник на ранчо и его жена. А ее мать время от времени появлялась с чудесными подарками и еще более чудесными историями.

— Ку. — Человек со шрамами внезапно пугается.

Арфистка играет про маскарад на холмах у поместья Далхаузи, когда он и бан Бриджит обманули охранников леди Карго. Она ведет тремоло, пока успех обмана висит на волоске, а затем срывается в залихватский гянтрэй.

— Ку, — снова повторяет он, — зачем ты рассказываешь мне это?

В том, что старый Гончий пустился в воспоминания не просто так, он не сомневается. Зорба поворачивает голову, и Фудир снова ловит на себе его железный взгляд. Этот дряхлый старик еще кое на что способен.

— Я потерял свою Фрэнни, но не потеряю Люси. Я держал ее, пока на нее лили воду, но не удержу, когда на нее польется грязь. Я догадываюсь, куда это может привести, — в опасные края.

— Вели ей не идти.

— «Вели ветру ослабеть, вели рекам обмелеть», — напевает он. — Но не вели Люсии Д. Томпсон не искать мать. Она посвятила этому всю жизнь, а от старых привычек нелегко избавиться. Вряд ли я хорошо обойдусь с тем, кто потеряет мою Люси.

— Ку, я…

— Я бы отправился с ней сам, но вряд ли ноги далеко заведут меня. Ты видел их. Но ты…

— Я возвращаюсь на Иегову.

Гончий оборачивается к нему полностью, и Фудир видит смертоносность в мягком взгляде бассета.

— Нет, — говорит он, — не возвращаешься.

Одна из личностей человека со шрамами думает: «Высокомерный ублюдок!» Внутренний Ребенок хнычет. Силач говорит: «Он стар. Мы разберемся с ним. Он высокий, но они просто громче падают».

Человек со шрамами сжимает голову обеими руками, чтобы заставить всех замолчать.

— Нет, — говорит он. — Ты не можешь просить меня об этом. Пошли кого-то другого. Пошли Грейстрока. Или Гримпена. Или… прошло много лет с тех пор, как я…

Но Гончий качает головой: