Река Джима

Утром Грейстрок и Маленький Хью ушли, их комнаты выглядели так, словно в них никто и не ночевал. Отчего-то Мéарана расстроилась. В их компании она не чувствовала себя такой одинокой. Билли едва ли стоило принимать во внимание, а от Донована оказалось меньше пользы, чем она ожидала. От человека мало проку, когда у него два мнения о проблеме, а у Донована их семь — или десять, если она правильно поняла Силача. Гончий и Щен на время подарили ей иллюзию, будто у нее есть союзники, и еще большую иллюзию, что они снимут ношу с ее плеч.

Разве из-за этого ее можно считать плохой дочерью? Или это означало лишь, что она боялась потерпеть неудачу? Иногда она вспоминала, что ей всего двадцать метрических лет. «Отчаяние — единственный непростительный грех, — твердила мать, — ибо только оно одно не ищет прощения». И все же Мéарана ощущала, что оно вот-вот накроет ее.

Впервые мать поведала ей эту максиму, когда маленькая Люсия бросила детскую арфу, обозлившись на неподатливые струны. Она плакала, но мать поддержала ее, и она выдержала и в итоге обрела определенную славу на Старых Планетах. Она выдержит и сейчас.

Она даже не помнила, что встречалась с Грейстроком раньше. Но она помнила Хью и как расцветала мать, когда он приезжал. Она сделала из этого определенные выводы, которые теперь выглядели совершенно фантастическими. Хью всегда был доброжелательным и немного грустным. Спустя некоторое время его визиты прекратились.

А теперь он бросил ее снова. «Зов долга», — сказал Донован, но долг — холодная и неверная любовница.

— Это так? — спросил Фудир. — Не по той ли причине пытаетесь обрести вы матерь свою?

— Это любовь, а не долг, — пояснила она.

— Любовь, — заметил Донован, — тот же долг, притом тяжелый.

Они собрались за столом в гостиной, Билли Чинс принес из кладовой тарелки с яйцами и колбасами, томатный сок, даал, и бобы, и собственноручно приготовленное блюдо, которое назвал «пюре». Он заварил калвах, по вкусу напоминавший обычный дамовский кафф, вот только он был горьким и мутноватым.

— Билли смекнуть дело, — сказал слуга, заняв отведенное хозяином место. — Дело, я, сахбу Доновану.

— Ты можешь передумать, — сказал Донован. — Давай обсудим планы. Нет, Билли, останься. Ты имеешь право узнать, во что ввязываешься. И можешь решить, что лучше убить себя прямо сейчас.

— Он пошутил, Билли.

Донован разорвал ломоть наана надвое.

— Думаешь? За нами идет курьер Конфедерации. Почти наверняка. Мы не можем позволить себе полагать, что он остановится здесь. Если он узнает, что мы покинули Арфалун вместе с Грейстроком, то через другие контакты сможет выведать, что Гончий отправился на Юберг. Поэтому он спустится по Винтовой лестнице к Танцующей Даме. В этой точке, если он отслеживает окаменевшие изображения в обочинах, он увидит синее смещение спектра и догадается, где мы остановились. Отслеживание — дело неспешное, поэтому мы опережаем его где-то на день. Курьер может уже ползти по системе. Поэтому давайте заканчивать и, как говорят терране, «линять отсюда». Если улетим до его появления, он не будет знать, куда мы отправились дальше, и мы оторвемся от него.

Билли Чинс быстро закивал.

— Хатт, хатт, идти гилди! Одну секунду, мне.

Он начал подниматься, но Донован задержал его.

— Перед отбытием нужно проверить еще кое-что. Отправимся завтра.

— О, Фудир, — сказала арфистка, — мы потратили недели на Арфалуне.

— Тогда, — произнес Донован, бросив салфетку на стол, — нельзя терять ни секунды. Билли! Это сильно-дело. Мы идти, госпожа арфистка и я, но быстро вернуться. Не отвечать, если только не постучать так. — Он постучал по столешнице. — Слышать это, отвечать вот так, — (еще один стук), — но только если все пукка. Если все дхик, не стучать в ответ. Смекаешь, ты?

Он заставил Билли повторить пароль и ответ несколько раз.

— Нет особого стука — не отвечать в дверь. Ни «обслуживание номеров», ни горничных. Ничего-ничего вообще.

— Я с вами, — сказал Билли. — Вот посмотреть. Я идти с вами кудахошь. На Окраину? Я идти. На Разлом. Я идти. Ваше кудахошь-место плохо, Билли Чинс там. Я — хороший парень, посмотреть.

Неимоверно растроганный, Донован протянул руку, как равный равному, и Билли, после мимолетного колебания, пожал ее.

Они выбрали легкий путь.

— Возможны только две причины, почему Свора не почуяла ее, — объяснил Донован арфистке после того, как на Пошлинных вратах проверили их визы и за денежный взнос выдали зеленые карты. — Или она вошла в Восточный Мыс тайно — в этом случае нам не взять ее след, — или она назвалась именем, которое они не догадались проверить. Обычно в официальных делах она использовала служебное имя — бан Бриджит, — а в неофициальных — свое, личное.

— Значит, Виллги проверил, входила ли в Восточный Мыс бан Бриджит, а она вошла как Франсин…

Донован уставился вдоль коридора здания. Стены были покрыты светлой плиткой с фризом на уровне головы, украшенным рельефными гирляндами и завитками.

— Виллги не дурак. Он проверил оба имени. Мы знаем, что на Арфалуне она работала как Франсин Томпсон.

— Значит… что?