Река меж зеленых холмов

- Мне тогда было почти три с половиной века, если считать с момента биологического рождения. Глубокий старик в красивом, сильном и гибком, нестареющем теле киборга… Я знал, как управлять женщинами и полагал себя неуязвимым к женским чарам - и жестоко ошибся. Знаешь, я ее предал. Использовал ее любовь для того, чтобы манипулировать ей. Чтобы сорвать тарсачьи племена с обжитых мест и бросить войной на Север до того, как их вынудят атаковать наступающие с юга пустыни. Для того, чтобы столкнуть с гуланами и не допустить уничтожения северных княжеств. А потом я заставил ее убить меня - и после непрошенного пробуждения узнал, что прошло больше двух веков, и Тарона давно мертва. Убита предательским ударом в спину в поединке чести. И я даже не могу ей сказать…

Он замолчал.

- Ты любил ее? - спросил Саматта.

Бывший Серый Князь помолчал.

- Не знаю, - наконец откликнулся он. - Я не знаю. Возможно. Я всегда с нетерпением ожидал встреч с ней наедине, и нам было хорошо вместе. Я с большим трудом заставлял себя уходить. Любовь ли это? Мати, я не знаю. Я вообще не уверен, что могу любить. И что имею на это право.

- А что не так с правами? - отставной спецназовец поднял бровь. - Кто тебе запретил?

- Жизнь. Мати, ты вообще представляешь, что такое для бессмертного любить смертную женщину? Знать, что через десять, пятнадцать или двадцать лет она увянет, а через тридцать или сорок - умрет, а ты продолжишь жить как ни в чем не бывало? А дети? Ты не позволишь ей иметь ребенка от любимого мужчины, даже если она захочет? А она почти наверняка захочет. Каково знать, что ты переживешь своих потомков? Каково ТЕБЕ, Мати, знать, что ты переживешь собственную дочь? Внуков? Правнуков?

Саматта вздрогнул и медленно повернул голову к товарищу.

- Ты еще не задумывался? - печально спросил тот. - Ну, извини. Рано или поздно все равно бы до тебя дошло. Карина, Цукка, Палек - сироты без родителей, без родственных связей. Одиночки в нашем мире. Их отношения с окружающими не выходят за рамки любви и дружбы, кровной связи ни с кем они не чувствуют. Почему Джао выбрал их кандидатами в новое поколение, я понимаю. А почему тебя и Цукку, знаешь?

- Нет. Я уже думал, но ответа не нашел.

- Все потому же. На самом деле ваши воспитанники нашли в вас родителей. Я вижу ваши отношения. Я наблюдал за вашей семьей в последние годы. Они слишком тяжело перенесли бы вашу смерть, зная, что никогда не умрут сами. Точно так же, как ты тяжело переживешь смерть дочери.

- Всего лишь из-за детей? - сухо спросил Саматта.

- Нет. В основном из-за детей. Но Джа умеет выбирать себе соратников и очень редко ошибается. У этого манипулятора, старого сукина сына, отменный нюх на людей. Я пока что плохо тебя знаю, Мати, но, думаю, ты его надежды в новом качестве оправдаешь. И я думаю - очень надеюсь - что он предусмотрел какое-то решение проблемы родственников. Иначе… мне страшно даже подумать, что способен натворить на Текире обезумевший от горя утраты Демиург, даже действующий исходя из благих намерений.

Саматта помолчал.

- Я давно не ребенок, Рис, - наконец откликнулся он. - Я дрался на грязной необъявленной войне, закончившейся позорным бегством. Я терял товарищей и в яростной драке, и от глупой шальной пули, пущенной кем-то наугад, и от тропических болезней, от которых полевые врачи не знали лекарств. Я убивал и рисковал умереть сам. Я знаю цену жизни и смерти. И я знаю цену любви. Наверное, я пока что еще не осознал как следует перемену… своей сущности, но думаю, что короткая жизнь с настоящей любовью все же лучше, чем серая унылая вечность. Если бы пятнадцать лет назад Дзи предложил мне стать Демиургом в обмен на отказ от Цу, я бы точно послал его подальше. И все-таки - ты любил Тарону?

- По человеческим меркам я древний старик, Мати, - медленно произнес Семен. - У меня было много женщин, но я ни разу не позволял своим чувствам зайти за определенную грань. Я всегда держал эмоциональную дистанцию, ничего им не обещая, и заботился, чтобы они не питали никаких долгосрочных надежд. Тарона… Неважно. Я использовал ее в своих целях, а она прекрасно это понимала и делала все, чтобы угадать любые мои желания, даже невысказанные. И из-за того погибла в конце концов задолго до срока. Вот чего я себе простить не могу до сих пор.

- Это случилось двести с лишним лет назад.

- Нет, чуть больше десяти лет назад, Мати. Для меня, во всяком случае. Два с лишним века, которые я провел в целебном сне, ничего для меня не значат. Но хватит. Что-то я невовремя поддался сентиментальности. Они приближаются, готовься.

- Где? - встрепенулся Саматта. - Я не чувствую ни одной машины в окрестностях.