Она повернулась и пошла к машине, и он невольно посмотрел вслед. Она ступала почти как прежде, как и двадцать, и тридцать лет назад, если бы только не едва напряженные плечи и отведенная в сторону кисть, если бы все же не чуть-чуть осторожный постав ноги. Один из спутников услужливо распахнул дверцу. Она села, как садятся крупные женщины — по частям: вначале тело, потом ноги, но у нее вышло не так, а чуть-чуть собраннее, чуть-чуть концентрированнее, словно она покидала не танцплощадку, а кладбище. Села, и у Изюминки-Ю невольно вырвалось: "Сука!"
Машина тронулась с места, потому что мотор был сильным и потому что за рулем сидел один из ее мальчиков, который хотел показать, какой он ловкий, и, подымая в ночное небо шлейф пыли, ринулась с горки, потом мелькнула за освещенным крестом церкви, потом вынырнула на повороте в Подол, и стала похожа издали на летящего жука.
Он вдруг понял, что она перестала быть для него Королевой, а стала просто Ветой Марковной Барс.
— Боже! — Изюминка-Ю ткнулась ему в плечо. — Чего она от тебя хотела? Чего?
— У меня есть материал, раскрывающий гибель тележурналиста, — сказал Иванов.
— О его безутешной вдове?! — хохотнул в трубку редактор.
"Откуда вы знаете?" — чуть не спросил Иванов.
— Ладно, тащите, — согласился редактор, и Иванов даже в трубку услышал, как он скребет щетину. — Завтра на площади... как ее?.. Свободы... в девять.
Он подкатил на модном легком броневике, разрекламированном с пышной изящностью в прессе: восьмиллиметровая лобовая броня, станковый пулемет с комплектом патронов на полчаса непрерывного боя; в амбразурные щели глядели хитрющие глаза:
— Ну что же вы?! Залезайте, залезайте!
На этот раз ширинка у редактора оказалась застегнутой, и он был даже причесан.
— Хотите? — Он протянул садящемуся Иванову жестянку. — Воспользовался вашим советом.
— Водка? — спросил Иванов.
— Закуски только нет.
— Не беда, — ответил Иванов.
Водка оказалась холодной. С минуту он разглядывал прохожих, а редактор шелестел бумагой.
— Если тот человек не перейдет дорогу, значит, по нашу душу, — сообщил редактор, оторвавшись от папки и кивая на перекресток, — у меня хороший нюх.
Человек в костюме дождался зеленого света и скрылся в магазине.
— Родился евреем. Тут уж ничего не поделаешь, — оборачиваясь, произнес редактор. — Все время трясусь от страха.
"Они осторожнее, чем я думал", — понял Иванов.
— Надо отъехать, — решил редактор.
Они развернулись на площади и встали за тополями, напротив гостиницы. Редактор снова углубился в чтение.
— Почему вы не уехали, как все? — У Иванова в голосе едва не прозвучало сочувствие. Впрочем, вряд ли оно нужно было редактору.
— Как все? — Редактор презрительно хмыкнул. — Вы же меня знаете: это не решение проблемы. — И добавил через минуту: — Все начинается с родины: маленького домика в провинциальном городке, десятка надгробий с еврейскими именами, которых, кстати, не чурались до двадцатых годов. Ничего не попишешь, в общем, жизнь запутала... И это тоже... Где вы это взяли?
— Дал слово одному генералу...
— Бросьте!
— Господину полицмейстеру!
Господин редактор затрясся мелким смехом. Его тело трепетало, как студень.
— Вначале надо было посоветоваться с умными людьми! — заявил он, вытирая слезы. — Думаю, господин полицмейстер просто использовал вас для отвлечения или еще для чего-нибудь. — Он потряс папкой: — Эта информация уже устарела.
— Почему? — удивился Иванов, и него пересохло в горле.
— Потому что Второй Армейский Бунт уже начался. — Господин редактор торжествующе умолк.
На площадь перед Метроградом выползали танки. Из машин выскакивали солдаты с желтыми повязками на рукавах. Между ними метались беспомощные горожане.
— Пять выпусков я был вполне лоялен. С меня взятки гладки, а вам советую сделать ноги, если вы замешаны в таком деле. На этот раз они не будут церемониться. Второй репетиции не предвидится. Ни сегодня, ни завтра... Надо успеть.
Иванов наконец пожал плечами:
— Какое мне дело...
Им вдруг овладела апатия. Все оказалось напрасным.
— Политика — грязная штука, — сочувственно заметил главный редактор, — но не настолько, чтобы об этом забывать, придется менять место жительства. Газету наверняка сразу же закроют.
— Как-то на вас не похоже, — заметил Иванов, думая о своем.
— Жить тяжело. Особенно последнюю тысячу лет, — изрек редактор. — И все-таки это шпик, — забеспокоился он.
Человек вышел из перехода и поискал их глазами.
— Не волнуйтесь, похоже, он водит меня. — Иванов попытался его успокоить.
— Мог бы и поумнее, — заметил редактор, — набирают новичков...
— Где же они возьмут профессионалов, — согласился Иванов.
— А вот и они, — сказал редактор.
— Где, где? — спросил Иванов.
— Х-х-х... Видите, в телефонной будке? Думаете, он разговаривает? А второй, в паре с ним, дежурит у ворот. Вот, пошли.
Человек вышел из будки и присоединился ко второму. Они купили мороженое и сели на скамейку.
— Что-то не верится, — сказал Иванов.
Редактор хмыкнул:
— Когда пойдете, посмотрите в витрину.
— Зачем? — спросил Иванов.
— Экий вы дилетант, — заметил редактор. — Сами увидите. Пора убираться. — Он завел мотор.