Река прокладывает русло

— Я, к примеру, кулаками не машу, хотя сдачи всегда могу… А помощника ты уже нашел — Алексея. Видать, оттого, что он за мной не угонится, ты в нем великого специалиста открыл. Твое дело, конечно. Я скажу прямо: Николай Сухов только тебе как мастер неизвестен, другие о нем наслышаны. Без автоматики проживу, своими руками.

Он протянул Лескову ладони, глаза его гордо глянули в лицо Лескову. И тут Лесков вдруг нашел единственные слова, способные тронуть душу этого человека:

— Нет, Николай, неправда — я о тебе тоже слышал. И, как все, одно хорошее. Скажу по-честному: надеялся, что подружимся. А почему-то не выходит — или я к тебе не подошел, или ты не понимаешь наших задач.

Сухов глядел по-прежнему замкнуто и высокомерно, но Лесков знал, что лед сломан. Измельчитель сказал ворчливо, без прежней вражды:

— Задачи, говоришь?. Задачи я понимаю, может, лучше твоего. Вон расхвастались: максимальная производительность, лезвие ножа! Смех — столько крику. А где он, максимум? С собственной автоматикой не справляетесь!

Лесков с изумлением слушал его.

— Позволь, разве ты считаешь, что у нас не максимальный режим? Ты берешься поднять его выше?

Измельчитель кивнул головой.

— Берусь. На твоих глазах, чтоб сам увидел, кто таков Николай Сухов. В руки настоящие взять твои приборы — тогда они чего-нибудь будут стоить.

Лесков сейчас же решился:

— Ладно, отдаю автоматику в твои руки, показывай, что еще можно сделать.

Они шли к щиту. Измельчитель хмурился. У щита он потребовал:

— Только так: раньше растолкуй мне все рычажки и стрелки, что к чему. Я мнение свое составил, теперь надо проверить.

Лесков тут же убедился, что «мнение» Сухова было правильно — он хорошо знал, как действует регулятор. И не торопился, повторял в уме показанные ему операции, передвигал рычаги так осторожно, словно мог сломать их поспешным движением: он уважал эти хрупкие и могущественные в своем действии части прибора. Потом Сухов пошел настраивать процесс. И это делал иначе, чем Лесков или Закатов, даже не так, как Алексей. Лесков залюбовался его движениями. Николай словно рисовал картину, а не регулировал мельницу: он, подбегал к ней, вслушивался и всматривался, потом подходил к щиту и передвигал рычаги на миллиметр, на полмиллиметра, касался пальцами, словно мазки клал. И на каждое прикосновение его пальцев механизмы отвечали невидным глазу изменением подачи руды, мельница — неслышным уху изменением шума. Пораженный Лесков видел, что Николай уходит за признанную границу; та самая заветная область — «лезвие ножа» — была у него дальше, они, оказывается, не достигали ее. Мельница работала тяжело, на низком, рычащем басе, гигантские массы песков вздымались из классификатора — мощный, уверенный ход, ровный ход, подлинный максимум был и в этом глухом грохоте мельницы и в песках, что наполняли ее, не забивая, — нужно было удивительно знать процесс, удивительно владеть им, чтобы так его вести.

Николай глядел то на прибор, то на собравшихся возле людей. Он наслаждался своим успехом, теперь все видели его мастерство.

— Толкуй, дядя Федя! — сказал он строптиво: он заканчивал давно начатый спор. — Теперь она, точно, автоматика, когда я ею командую!

Дядя Федя отозвался с уважением:

— Как тебе сказать, Николай? Невредно — одно слово!

Но Николаю не хватало еще одной похвалы его искусству. Он повернулся к Лескову, он улыбался:

— Ну как, начальник, берешь меня взамен своих инженеров? Хороши у тебя помощники, да вот с мельницей не справляются.

Лесков засмеялся и с силой ударил Сухова по плечу — недавний противник превратился в друга.

— Взамен не возьму, зачем — мои инженеры в другом месте понадобятся. А здесь ты первый командир, спорить не буду.

В этот день он не отходил от мельницы — его и появившегося позже Закатова поражал необыкновенный процесс. Когда Лесков наконец ушел, на него в дверях налетела грудью Маша. Он прижал ее к себе, чтоб она не упала. Она не спешила оторваться — он сам оттолкнул ее.

— Простите, я не ушибла вас, Александр Яковлевич? — спросила она радостно. — Я ведь ну просто бомба!

Он ответил, улыбаясь:

— Ну что вы, Маша! А куда вы спешите?

Он с удивлением смотрел на нее. Маша неузнаваемо преобразилась. Она сбросила свою грязную мужскую спецовку, умылась и переоделась. Перед ним стояла невысокая девушка с крепкой и стройной фигурой, в цветастом шелковом платье: — вовсе не девчонка, какой она казалась в цеху. Столкновение взбудоражило ее, она раскраснелась. Поймав взгляд Лескова, Маша сконфуженно рассмеялась; впервые Лесков посмотрел на нее, как полагается мужчине; раньше он разглядывал ее равнодушно, как вещь. Она пояснила:

— Я сумочку забыла на столике у щита.

Он сделал движение уйти, она поспешно воскликнула:

— Вы в город? Подождите меня, я тоже туда!

Он сказал, досадуя, что придется идти не одному:

— Минуту подожду, не больше.

Она крикнула, уносясь вихрем:

— Меньше минуты, вот увидите!